Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 3. Разгром

— Вот по вашим оперсводкам, товарищ Пастушенко, вы уничтожили не одну противостоящую, а три дивизии. Так кто же тогда вас не пускает?

— Товарищ командующий, товарищ генерал-полковник, ваш приказ выполню.

И выполнил. Не подготовил серьезно армию к наступлению. Вперед, вперед. Говорю ему: нельзя так, людей погубим и толку не добьемся. Да разве такой послушает или будет считаться с чьим-то мнением?

— Так это же самодур, а не командир, — сказал Канашов.

— А что сделаешь, Михаил Алексеевич? Самодур, типичный самодур. Повел людей в бой, погубил, а ничего не добился.

— Сняли его?

— Сняли. Для таких самодуров — это что с гуся вода. Его совесть не мучает. И вот боюсь, снова куда-нибудь назначат. Плохо тому придется, кем он будет командовать.

— Да-а-а, — сказал Канашов, — мне тоже приходилось, Михаил Андреевич, встречать таких. Кстати, на этом фронте. Тот, правда, был чуть поменьше чином. Но дивизию тоже по-дурацки угробил. Приехал на фронт за славой. Звание генеральское получить захотел. Счастье еще наше, что единицы таких в армии. Но и этих единиц не надо бы. Слишком дорогой ценой, жизнями людей приходится расплачиваться за таких дураков.

— Нет, сейчас в нашей армии хорошие люди, сильные командиры. Командующий наш новый долго их подбирал. На него в Ставке даже обиделись. Как невест выбирает. А правильно делал, очень правильно.

Дверь распахнулась, вошел генерал-лейтенант Кипоренко. Геворкян и Кана шов встали.

— А я в штаб — начальника нет. Думаю, дай загляну, и не ошибся. В самый раз попал на обед.

— Товарищ генерал, — доложил Канашов, все еще не веря своим глазам, — генерал Канашов прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы.

Кипоренко крепко пожал ему руку, оглядел с добродушным прищуром.

— Поздравляю с первым генеральским чипом, Михаил Алексеевич. Надеюсь, не последний, — усмехнулся он. — Идет тебе форма. Выше ростом стал, приосанился и зарумянился, как девица на выданье.

— Это меня, видно, коньяк подрумянил, — улыбнулся Канашов.

— Давайте с нами обедать, товарищ генерал, — предложил Геворкян. — Чем богаты, тем и рады.

— Ну как тут отказаться, — развел руками Кипоренко, садясь за стол.

— Значит, Михаил Алексеевич, — подмигнул командующий, — из пехоты на стального коня пересадили? Танкистом будешь?

— Попробую. — Канашов смущенно одернул китель и подумал: «А не Кипоренко ли это рекомендовал меня в танкисты? И не говорит. Осторожен».

— Нет уж, друг, тут без всяких проб. Завтра же выезжай в корпус и берись за дело. Время не терпит. Ну, об этом еще поговорим. Так что, — поднял он рюмку, — давайте выпьем за рождение нового командира-танкиста! Мы ему, — подмигнул он Геворкяну, — теперь спуску не дадим. Пусть только не оправдает наше доверие. У меня сегодня удачная поездка была. Завтра, Михаил Андреевич, я тебе дам работку.

* * *

Сегодня Канашов поднялся спозаранку. Не спалось. Хотелось поскорее отправиться в назначенный корпус. Вспомнил о вчерашнем обеде у начальника штаба, о Кипоренко. «Повезло мне». Генерал Геворкян — душа человек, и с Кипоренко служить одно удовольствие. Надо же так, столько не видались, и вот опять столкнула судьба на дорогах войны. Умный человек, чуткий, а в службе требовательный. Истинно военного склада человек. «Люблю таких начальников, — признался Канашов себе. — Пока время есть, надо Нине написать. Она будет рада за меня». Он написал письмо, еще раз проверил как выглядит (в восемь надо было быть у командующего), и уже собрался идти, когда начали передавать последние известия. И чем больше он слушал, тем становился мрачней и суровей. Судя по тревожному голосу диктора, над Сталинградом нависла смертельная опасность. Таким суровым и подавленным и вошел он в кабинет к Кипоренко.

Тот взглянул на него:

— Садись. Ты что, Михаил Алексеевич, заболел?

— Утренние известия слышали?

— Слышал.

— Хочу в Сталинград, — сказал Канашов.

— Ишь ты какой. Мне тоже хотелось бы. Или ты думаешь, я сам себе такую спокойную службу выбрал: во фронтовом тылу людей обучать? Сколько я просился. Обрадовался, когда уважили мою просьбу. Сдавай, говорят, дела штаба «тихого» фронта (это я наш Брянский так называл), посылаем тебя армией командовать. Ну, думаю, теперь пошлют на Сталинградский. Сдал и вот принял. Еще поглубже в тыл переехал. Так что мы теперь друзья по несчастью. Но мы с тобой сюда не загорать приехали. И здесь не дом отдыха, как ты думаешь. Задача нам поставлена ответственная. Надо переломить у наших войск отступательные и оборонительные настроения и подготовить их к большому наступлению.