— Есть, — из строя, как положено, вышел солдат с палочкой в правой руке. — А в часть разрешите?
— В часть пойдете, когда палочку бросите.
— Так все равно ж заниматься. Там хоть сто пятьдесят гвардейских.
— Вот этого не обещаю, — сказал Сафронов. — А в строй вернуть полноценным бойцом обязуюсь.
Вопрос солдата с палочкой оказался не праздным. На вечерней поверке они недосчитались двух человек. В медсанбат к сестричкам снова начали приезжать гости. Одни из этих кавалеров и прихватил с собой однополчан из батальона выздоравливающих.
— Я это дело запрещаю, — объявил Сафронов перед строем. — Не знаю, как они обойдутся без справки. Мы сообщим куда положено. Думаю, действия сбежавших солдат не одобрят, хотя и уехали они в часть, ближе к передовой. Но у нас здесь не проходной двор. Куда хочу — туда еду. У нас тоже воинская часть. И я работаю на вас, а не на себя.
Ему не возражали.
Сафронова часто навещали товарищи, все, кто был свободен от службы. Кажется, не было ни одного человека в медсанбате, который не побывал бы у него в палатке. Его сестры — Люба и Стома — так те просто дежурили попеременно. Даже НШ и тот не удержался, заглянул на строевую песню. Он обошел землянки, посмотрел, как маршируют солдаты, а потом наведался к Сафронову.
— Сель ясна, — минуту наблюдая за работой Сафронова, произнес НШ. — А вот каков принсип?
— Принцип, — объяснил Сафронов, — лечить без отрыва от занятий, не дать расслабиться, потерять боевой тонус.
— Ну что ж, — одобрил НШ и кивнул на прощание, как старому товарищу.
Капитан Чернышев появлялся шумно:
— Трудишься, дядя Валя? Не могу отказать себе в удовольствии. Уж больно хорош ты на своем троне.
Сафронов действительно сидел у столика на высоком деревянном кресле — и впрямь как на троне. Появление этого кресла имело небольшую историю. Его тайно привезли сюда сами раненые из того поместья, а затем торжественно вручили Сафронову. Теперь он сидел на нем во время приема, чуть возвышаясь над пациентами, отдавая приказания сестрам или спускаясь на землю, чтобы лично осмотреть раненого.
Осмотр всегда сопровождался разговором с кем-нибудь из пришедших товарищей и проходил под гул шагов идущих в ногу людей или звонкую песню, которая разлеталась далеко по лесу.
Все эти-дни Сафронов ощущал в себе радость — радость от полезности и важности своего труда, радость от того, что все идет нормально, радость от сознания выполняемого долга, радость от мысли, что и он вносит свою одну человеческую силу в дело победы.
Это утро началось необычно. Едва приступил к осмотру, послышался пронзительный свист. Фортунатов выскочил из палатки и тотчас нырнул обратно:
— Командир корпуса прибыли.
Сафронов на ходу сбросил халат, одернул гимнастёрку и громко, по-строевому подал команду:
— Батальон, ирр-но!
И бегом навстречу крупному и рослому человеку, шагающему впереди свиты.
— Товарищ гвардии генерал...
— Что это еще за батальон? — прервал генерал. Сафронов объяснил старательно и четко, понимая, что от его объяснения зависит существование батальона. Генерал остался доволен докладом, но заметил:
— Только не надо называть батальоном, а то командующий узнает — мне голову снесет, скажет: резервы скрываю. Называйте: команда выздоравливающих.
— Слушаюсь, — ответил Сафронов и тут заметил вблизи генерала корпусного врача.
Генерал осмотрел землянки, палатку и никаких замечаний не сделал.
«В порядке, в порядке, — радовался Сафронов. — Теперь-то мы живем окончательно».
А в обед перед палаткой взвыл «виллис», из машины вышел шофер корпусного врача:
— Товарищ гвардии подполковник приказал стул забрать.
— Как это? — не понял Сафронов.
— Ну, стул, — повторил шофер.
Сафронов переглянулся со Штукиным, который как раз заскочил к нему в свободную минуту.
— Вероятно, у корпусного плохой стул, — заметил Штукин.
Сестры фыркнули, а шофер переступил с ноги на ногу, не понимая причины смеха.
— Берите, — сказал Сафронов, поднимаясь со своего трона.
После обеда прибежал посыльный из штаба;
— Срочно строем к палатке замполита.
Сафронов построил подчиненных по тревоге, привел, доложил НШ. Оказалось, ничего особенного, Артисты прибыли. Концерт будет.
«НШ в своем стиле», — подумал Сафронов и не осудил Царапкина. С того, ночного боя он не мог осуждать его действий.
Начался концерт. Из палатки замполита появился восточного типа немолодой человек с большим барабаном в руках и принялся постукивать по нему пальцами, как палочками.
Читать дальше