Владимир Смирнов - Крик сквозь стекло

— This is Torch 6 to Volcano. Over. Okay. Starting? [46] — «Вулкан», я — «Факел-Шесть», на связи. Порядок. Запуск?

Под хрипло-радийную скороговорку переводчика-оператора в шлемофоне он выдернул из-под приборной доски кусочек нежнейшей белой замши и быстро любовно протер дымчато-голубое зеркало прицела; услышав в наушниках ответ, он сам себе кивнул, удовлетворенно перебросил «лапку» магнето и толчком вдавил красную выпуклую кнопку. «Аллисон» [47] «Аллисон» — двигатель «Аллисон V-1710-33» мощн. 1040 л. с. сонно рыкнул, грузно шевельнулся в темной берлоге под капотом, хрипло харкнул застоявшимся маслом и, проплевавшись дымом, свирепо недовольно заревел. Сэнди аккуратно сунул замшу на место, постучал костяшками пальцев по лбу, по прицелу и, подмигнув русскому своему дядьке, широко развел вскинутыми ладонями: «Убрать колодки!» Мрачнея и пряча глаза, механик потащил за тросик тормозные колодки из-под колес. Сэнди сверкнул чудесно-мальчишеской своей улыбкой и, выставив большой палец над бортом, прокричал в несущемся реве мотора:

— Be a good boy and have a couple of girls and a bottle of whisky ready for old cowboy’s return! [48] — Будь паинькой и приготовь старому ковбою пару девочек и виски к возвращенью!

Механик непонимающе глубоко кивнул, старательно улыбнулся и выбросил влево руку: «Порядок. Выруливай». Сэнди браво отсалютовал ладонью вперед, рывком надвинул только что начищенный механиком фонарь, «аллисон» оглушительно густо взревел — и «вогаук», метя свистящий шлейф колючей белой пыли и широко раскачиваясь на снежных заледенелых заметах, покатил к старту. И горько смотрел, смотрел ему в спину, не морщась от режущего стеклянно-ледяного ветра, старый русский механик.

А по полосе, напряженно приподымая плечи, уже нетерпеливо просвистела первая пара «илов» и с утробным рычанием перегруженных моторов, густо дымя под мягким пологом голубовато-серой предвечерней облачности, полезла в темнеющее небо; сорвалась со старта и помчалась на острие сверкающей поземки вторая; взвивая переливающееся радужными блестками облако снежной пыли, гулко молотила винтами третья в жадном ожидании броска.

Еще не перекрашенные в мутно-однотонный арктический камуфляж, коричнево-зеленые пятнистые истребители союзников, грузно осаживаясь на напрягающихся амортизаторах и длинно кивая острыми носами, неспешно, деловито выстраивались в ломаную очередь за стартом.

Льдисто-рваный пересвист сорванного винтами снега; пронзительные стоны тормозов; хриплые взрыки сдерживаемых тысяч «лошадей»; все покрывающий перестук винтов на малых оборотах; в шлемофонах пилотов и динамиках громкой связи на КП — в шипящем бульканье и высвистах помех — обычная предвылетная скороговорка, непривычно перемежающаяся смятой кодом английской речью:

— Я — «Свеча-Пять», исполнительный занял, тридцать пять, прошу «добро».

— …Repeat, take-off order: by flights; take-of course — 35; head wind along the runway, 8 meters; the runway is dry; the Russians ask to watch out while climbing… [49] — … раз повторяю: очередность звеньями, курс взлета — 35, ветер по полосе встречный, восемь метров, полоса сухая, русские просят обратить внимание в наборе…

— Я — «Свеча-Три», в наборе, шасси убрано.

— Torch One! Follow the last Russian in 3 minutes. [50] — «Факел-Один»! Интервал за последним русским — три минуты.

— This is Torch One to everybody. «Kiwi». I repeat, «Kiwi»! [51] — Я — «Факел-Первый». Всем. «Киви». Повторяю — всем «Киви»!

— Серега, обождем союзников, а то они тут не…

— «Свеча-Три» — не мудри! Время! Всем — уходить на работу! Они нагонят на маршруте — долой со взлета!

— Hurry up, gentlemen. A nice evening is ahead! [52] — Поторопимся, джентльмены, нас ждет приятный вечер!

И вот уж «харрикейны», пригибаясь сутуло, пара за парой рванулись со старта!

Полоса дымилась тряским грохотом; едва оторвавшись, истребители торопливо поджимали «лапы» и в пологом натужном наборе, едва не чиркая лопастями «лбы» сопок, парами переваливали черный хребет и сразу исчезали за ним, уходя к невидимому за скалами морю. Казалось, весь мир ходит ходуном в реве моторов, дыму, мелькании сигнальных флажков, россыпи ракет, дребезжание стекол — и вдруг разом все оборвалось. Только ошалело повис, тупо качаясь над стартом, остывающий ветер, оглушенно поматывая сине-коричневатой пьяной пеленой выхлопных газов и бензиновой вони.

Свет кратчайшего арктического дня горестно таял за низкими, обдутыми мертвыми ветрами черно-синими голыми сопками; тоскливо дрожали стукотным простудным ознобом одинокие деревца-карлики. Холодом затопила тишина опустевшие стоянки. Холодно, холодно, холодно… Пусто… Растворился в серой мгле на миг донесшийся гул последнего самолета, сгинувшего в бездонной мути…