Ранним утром из штаба Второй армии сообщили о поимке в районе небольшого городка Рыльска двух русских перебежчиков. На первый взгляд в этом дежурном докладе ничего необычного не содержалось: десятки дезертиров ежедневно оставляли свои окопы, бросали оружие и сдавались в плен. Внимание Руделя привлекла короткая фраза, сказанная одним из задержанных: «Дойч 1Ц, дивизион 102».
Это был пароль, который называли агенты «Абвергруппы 102», возвращавшиеся после выполнения задания. Какое-то внутреннее чувство подсказывало Руделю, что перебежчик, назвавший пароль, был не кто иной, как Петренко. Он поспешил проверить свою догадку и попытался связаться со штабом, но телефонист в далеком Глухове так и не смог соединить его ни с отделом СД, ни группой тайной полевой полиции. В телефонной трубке раздавался один только треск, но потом и он пропал — русская авиация начала бомбить позиции на линии фронта.
Под ударами тяжелых авиабомб земля гудела и стонала, как живое существо. Деревянные перекрытия убежища трещали, ходили ходуном и готовы были вот-вот похоронить под собой русских перебежчиков — Петренко и Бутырина, а вместе с ними и гестаповцев из местного отделения СД, которые до налета в течение трех с лишним часов с особым пристрастием вели допрос. Угроза близкой смерти на несколько бесконечных минут стерла между людьми все различия, но стоило только отгреметь последним взрывам и затихнуть грозному гулу самолетов, как в рыжем обер-штурмфюрере снова проснулся гестаповец. Он решил сполна отыграться на перебежчиках за перенесенные страхи, и если бы не посыльный из штаба, им пришлось бы совсем туго. Руделю удалось дозвониться, и обер вынужден был сбавить обороты. Скрипя зубами от досады, он отпустил Петренко. Виктор, оставшийся один, теперь отдувался за двоих. Удары грубых армейских сапог невыносимо острой болью отзывались в поврежденном еще два года назад при высадке под Лугой позвоночнике. Вскоре он перестал что-либо ощущать, потеряв сознание.
Пришел он в себя от холода. По лицу и груди ручьями стекала вода, перед глазами уродливыми масками плыли, покачиваясь, физиономии гестаповцев. Обер снова и снова задавал вопросы. Виктор, сплевывая сгустки крови с разбитых губ, продолжал упорно твердить вызубренную назубок легенду, но дотошного служаку она не убедила, засевший в его мозгу идефикс — разоблачить агента СМЕРШ — распалял все больше и больше, и наконец, потеряв терпение, он схватился за кобуру. Холодно поблескивающее дуло парабеллума взметнулось на уровень груди. С приглушенным скрежетом сложился, приподнявшись горкой вверх, и разложился затвор, загоняя патрон в казенную часть ствола. Виктор мельком взглянул в налившиеся кровью глаза, вытянулся по стойке «смирно» и, стараясь сохранять выдержку, произнес по-немецки:
— Майор Гофмайер, заместитель начальника 501-й группы тайной полевой полиции. Свяжите меня с ним! Господин оберштурмфюрер, сделайте это незамедлительно!
Невесть откуда появившийся командный тон, приличный немецкий язык и главное — фамилия майора заставили разъяренного обера остановиться. В его налитых кровью глазах появилось осмысленное выражение. Пистолет вновь занял свое место в кобуре. Гестаповцы молча переглянулись, прервали допрос и, вызвав конвой, отправили перебежчика под арест. Бутырина почти вынесли, ноги плохо слушались, но на душе его стало легче. Теперь надо было ждать.
Здесь, в полуразрушенной школе, в классе, где, видимо, проходили уроки химии, о чем напоминали вытяжка в стене и искореженные каркасы стеллажей, он, несмотря на маячившего за окном часового, почувствовал, что ситуация постепенно меняется к лучшему. Его даже покормили постным супом с хорошей пайкой хлеба и прислали фельдшера, чтобы обработать ушибы и кровоподтеки.
Перекусив, Виктор пристроился у стены и на какое-то время впал в забытье. Короткий сон придал ему силы. Понемногу приходя в себя, он встал у окна и стал наблюдать за тем, что происходит на улице и площади перед штабом.
Во дворе шевелился человеческий муравейник. После недавней бомбежки солдаты зарывали воронки и наводили порядок на позициях зенитных батарей. В какой-то момент Виктору показалось, что в этой серой мышиной толпе промелькнул Петренко. Он присмотрелся и убедился в том, что не ошибся. Рядом с машиной в окружении трех гитлеровцев стоял именно Петренко, уже переодетый в немецкую форму. Он что-то оживленно говорил, самодовольно улыбаясь, и Виктора передернуло от ненависти к предателю. Потом плотный капитан похлопал Петренко по спине и подтолкнул к машине. В нее они сели вместе, и через мгновение «опель» скрылся в клубах пыли.
Читать дальше