– Ишь чешет! – восхитился Женька.
– А как же? Я над этим проливом, может, трассу для своего полета прокладывала...
– Вы опять про путешествия? – спросил, входя, Леня. – Наташа, попроси Женю прочесть стихи о странствиях. Есть у него такие...
Женька не стал ломаться. Он хлопнул ладонями по коленям, прищурился на трепещущий язычок пламени керосиновой лампы и чуть нараспев, как настоящий поэт, начал декламировать глуховатым голосом:
Умело и тонко, не сразу, не вдруг,
Жизнь нити для каждого нижет.
Возможно, что твой незадачливый друг
Пройдется вразвалку, по скверам Парижа.
Возможно, закурит в аллеях Гайд-парка,
Минует спокойно кресты Ватикана,
Возможно, встречавшая Цезаря арка
Встретит советской земли капитана.
Возможно, в бою, порываясь вперед,
Изящных мечтаний нескладный ваятель,
Жить не начав, в девятнадцатый год
Могилу найдет твой веселый приятель.
Улыбку тая, захлебнувшийся кровью,
Он рухнет на землю костлявым мешком,
С неконченной песней, с неспетой любовью,
Застывший, безмолвный, безжизненный ком.
И если с годами случайная встреча
Напомнит тебе о твоем москвиче...
Тут Женька поперхнулся, кашлянул в кулак и смущенно закончил:
– Ну, дальше там ерунда, личное...
– Молодец, Женя! – искренно похвалила Наташа. – Смотри, пожалуйста...
– Могу кое-что дополнить, – по-школьному поднял руку Леня. – Думается мне, что какая-то роковая встреча была во время каникул в Сибири. Провел наш Женечка в обществе таинственного друга вечер, потом пришел домой и предался размышлениям. Взгрустнулось ему: каникулам конец, наступает расставанье... И вообще: что впереди? Вот и началось гадание: возможно, то, возможно, это...
И надо сказать, что действительно возможно все! Особенно в плане боя... А вот насчет капитанства, наверно, ты все-таки опоздал...
– Еще посмотрим, – хмуро возразил Женя. И, немного помолчав, добавил: – А про все остальное более-менее угадал, Шерлок Холмс чертов...
– Слышь, Жень, – тактично перевел разговор Леня, – я чего-то вдруг подумал: вот разобьем мы фашистов, вернемся в Москву со своим пулеметом, доставим его на Самотеку в институт, закатим в двести первую аудиторию и тех, кто вместе с нами тогда в райком пошел, а перед сборным пунктом сбежал, спросим: «Ну, как тут у вас идет учеба? Как совесть – не мучает? Как сон – не беспокойный ли?»
...Тогда, после митинга в институте, ребята двинулись в райком комсомола большой компанией. Взволнованно разговаривали, спорили и только у райкома обнаружили, что было их сначала восемнадцать, а стало... пятнадцать. И не раз потом вспоминали друзья сбежавших, негодовали, поражались тому, что нашлись среди студенческой братии шкурники и трусы!..
– Это можно... – охотно согласился Женька. – Дело за малым – фашистов разбить!
– Неужели думаешь, война затянется?
– А ты не видишь этого? Или не хочешь видеть?
– Да оставь свой скепсис! Наша оборона их измотает, а потом свежие силы как дадут – и погонят!
– Знаете, мальчишки, – быстро вмешалась Наташа, – я все время думаю о своих ребятах, у которых была вожатой. Я тогда мечтала, что кто-то из них станет поэтом, кто-то ученым, кто-то обязательно героем. И вот теперь фашисты, может, убивают тех девчонок, которые меня тормошили, играли со мной. Сколько детей, сколько мирных жителей погубили эти кровососы... Ох, скорей, скорей на фронт!
– Я слышал, что до Нового года нас продержат здесь, – сказал Леня. – Ведь идет накопление сил и техники! Теперь после Ельни мы их точно погоним.
Ребята вытащили кисеты, сшитые из парашютного шелка, свернули самокрутки, задымили...
– Небо коптите? – Наташа помрачнела. – Я теперь как на него гляжу, когда воздушный бой наблюдаю, так прямо из себя выхожу: не могу переносить, когда наш самолет сбивают. Словно мое собственное сердце падает и разбивается. Устроить бы так, чтобы наши самолеты в любом случае дотягивали до своих! Может, какой-то дополнительный двигатель поставить или что-то еще... А то стоишь, смотришь, и ногти в ладони врезаются оттого, что ничем не можешь помочь.
Леня понимающе кивнул: он знал об авиамечтах, об экзаменах в МАИ... Поэтому отлично чувствовал, что происходит у Наташи в душе. Вообще, ему как-то день ото дня становилось все ближе, все роднее то, что она говорила, что делала, как смотрела, улыбалась... А улыбалась она очень здорово! В продолговатых глазах загорались искорки, уголки губ поднимались вверх...
Читать дальше