Александр Письменный - Фарт

Муравьев щелкнул его по животу и сказал, смеясь:

— Раз так, я купаться поеду.

— Счастливец, пива выпейте. Сегодня обещали московское пиво привезти, — закричал вдогонку Соколовский, когда Муравьев начал спускаться с завалочной площадки.

У входа на водную станцию Муравьев встретил Веру Михайловну. Она была в желтом платье без рукавов и выглядела еще более привлекательно, чем при первой встрече. Руки у нее были нежные, загорелые, с выпуклыми коричневыми родинками.

— Боже, кого я вижу! — вскричала Вера Михайловна и протянула обе руки, как старому знакомому. — Какими судьбами?

— Я в конце концов не шлиссельбуржский узник. Взял да поехал отдыхать.

— Так я вам и поверила. Вас, наверно, мой супруг погнал. Уж я ему каждый день долблю: «Уморишь нового инженера, уморишь нового инженера».

— Так это, значит, ваши старания?

— А как же! Неужели, думаете, он сам мог догадаться?

— Признаться, я лучшего мнения о нем, чем вы.

— Уже обольстил? Поздравляю. Ни один мужчина не может устоять против него.

Муравьев поморщился. Прошло недели две, если не три, как Вера Михайловна точно таким же тоном говорила о своем муже.

— Хотите купаться? — спросила Вера Михайловна. — Давайте лучше поедем на лодке. Выкупаться можно и на той стороне, там песок. На станции все слишком по-городскому.

— Давайте, — согласился Муравьев.

Навстречу им шла белокурая, полнолицая женщина. Через плечо ее был перекинут мокрый купальный костюм, с которого капала вода ей на платье. Она поклонилась Вере Михайловне. Вера Михайловна сухо кивнула в ответ.

— Кто такая? — спросил Муравьев.

— Местная львица, покорительница сердец, — ответила Вера Михайловна, — за что и получила «Знак Почета» на совещании жен итээр.

— Так это Турнаева? О ней мне уже говорили, — сказал Муравьев.

— Что же вам говорили?

— Действительно, что мне говорили? — повторил Муравьев. — Знаете, ничего, пожалуй, не говорили, но я несколько раз слышал о ней. Сестра ее мужа знатная шлифовщица у нас на заводе.

— Ну, Марья Давыдовна будет познатней. В Косьве это ужасно знаменитая женщина, — сказала Вера Михайловна.

Она выбрала лодку, велела Муравьеву сесть на корму, а сама взялась за весла.

Ветра почти не было, и на спокойной воде отражалось все, что стояло на берегу пруда. По бокам водной станции с криками бегали голые ребятишки, падали в воду, барахтались и снова, как чертенята, выскакивали на плоты.

Вера Михайловна вывела лодку из-за купальни. Теперь стал виден Верхний завод, две старые заржавленные домны, ярко освещенные солнцем, четыре приземистых пузатых каупера старинной конструкции и большая гора доменного шлака. Листы обшивки местами на домнах отстали и поскрипывали в вышине, как старые ржавые флюгера. На противоположной, далекой стороне пруда ровной стеной стоял сосновый лес.

— Вы здесь еще ни разу не были? — спросила Вера Михайловна.

— Нет, — ответил Муравьев.

Она гребла умело, широкими взмахами, не брызгая и мерно поднимая весла, и, когда откидывалась назад, закрывала глаза.

Муравьев смотрел на нее, зная, что она все время чувствует его взгляд и что это ей приятно.

Неожиданно Вера Михайловна засмеялась и положила весла.

— Вы женаты? — спросила она.

— Я разошелся с женой, — коротко ответил Муравьев.

— Ну, и как?

— Живу… — сказал он.

Она опять засмеялась и снова начала грести, а он смотрел на нее и думал то о жене, с которой все было покончено, то о ней, то о Соколовском. Это были безмятежные мысли. И, даже думая о жене, он был спокоен. Он вспоминал жену в летнем платье, с полотенцем на плече, идущую с купанья в жаркий день на берегу Волги, где они жили одно лето.

На дальнем берегу пруда были видны вытащенные на песок лодки и несколько бронзовых тел, лежащих возле них. В воде чернели головы купающихся, слышался смех, иногда взлетали искрящиеся на солнце брызги.

— Снимите руль, — сказала Вера Михайловна, — я вас повезу в хорошее место.

Муравьев снял руль. Вода была теплая и чистая. Они уже далеко отплыли от пристани, и водная станция, и бабы, стирающие белье на берегу, и мертвые домны Верхнего завода — все стало маленьким и выглядело аккуратным, как на фотографии. За лиственными деревьями, обступившими берег у города, виднелись крыши домов.

— Хорошо здесь, — сказал Муравьев.

— Я на вас сердита, — сказала Вера Михайловна.

— За что, Вера Михайловна?

— На теплоходе вы спрашивали, будем ли мы встречаться, и пропали на целое столетие.