Евгений Коковин - Осколок

Она вышла на улицу. Холодный ветер заставил поднять воротник дождевика. «Еще будут очень трудные дни, — подумала Полина. — Но она выдержит все испытания, как выдерживала до сих пор. А потом…» Она улыбнулась и ускорила шаги. Нужно еще было заглянуть в госпиталь к Ане, а потом спешить на «Чкалова», где проходили ремонтные работы.

Север. 1943.

Милый, чудесный человек дядя Андрей, старый охотник и рыболов, гроза лесных хищников, наш постоянный «консультант по делам охоты»!

Вечерами, когда за черным Кунд-озером солнце нанизывалось на острия длинноствольных елок, он выходил из своей избушки покоптить белый свет стойким дымом ярославской махорки. И в это время, проплыв восемнадцать километров на пароходе-колеснике и пройдя десять по узким лесным тропкам, мы являлись к нему.

По сравнению с дядей Андреем мы были горе-охотниками. Теперь я могу признаться: добрые три четверти нашей добычи — зайцы и белки, глухари, косачи и тетерки, которых мы привозили домой в рюкзаках, — были пойманы и убиты дядей Андреем.

Вечером мы слушали рассказы старого охотника, а утром вместе с ним бродили по лесу, осматривали силки, стреляли.

Иногда мы не заставали охотника дома. Но хижина дяди Андрея все так же гостеприимно встречала нас. По старым карельским обычаям, избушка не имела замков и засовов. Черемуховый кол подпирал дверь. Однако мы знали, что можем спокойно располагаться в избушке на отдых. Смолистая растопка и береста были заботливо приготовлены дядей Андреем для костра. Всегда можно было найти в хижине кусок вяленого мяса, сушеную рыбу, мешочек с крупой.

Последний раз мы были у дяди Андрея в самую короткую ночь в году. Впрочем, ночи не было совсем. Не успели потемнеть за озером на закате сосны, как восток снова загорелся зарей.

Охота в это время года запрещена. С вечера мы забросили в озеро жерлицы и до восхода проговорили с дядей Андреем об охоте, о повадках зверя, о былых временах кремневок и бердан и о всякой всячине.

Когда роса накрыла озеро и стало прохладно, мы перебрались в избушку. У потухающего костра остался Боско — густошерстая спокойная и умная лайка. Уткнув морду между лапами, Боско чутко спал, часто поводя острыми стоячими ушами.

— Охота — хитрое дело, — рассказывал дядя Андрей. — Ну вот возьмем капкан. Пропах он железом, и ржавчиной, и керосином, и маслом. К такому капкану ни одна лесная тварь не подойдет. Капкан никакого запаха не должен напускать в лесу. Хвоей его почаще протирать нужно. Я даже голой рукой капкана не касаюсь, рукавицы особые у меня вон лежат. А люди думают — секрет какой-то дядя Андрей знает. На дядю Андрея, говорят, зверь сам бежит…

Из окна избушки было видно озеро. Оно лежало длинное, причудливое в своих очертаниях, обнесенное частоколом мачтовых сосен и елей. Казалось, озеро дышало.

— Спать теперь некогда, — сказал дядя Андрей. — Нужно снасть посмотреть.

Озеро запылало, подожженное зарей. У самого берега плеснулась рыбешка.

— И как же хорошо наша жизнь устроена! — говорил дядя Андрей, натягивая свои высокие болотные сапоги. — Никуда я из своих мест не уезжаю, а вещи всякие и харч у меня в избушке со всего государства собраны. Ружье ижевцы смастерили, топор, по клейму видно, в Москве отковали, нож вот этот матрос из Мурманска подарил, сумка ленинградской работы… Махорочку ярославскую курю, чай — таджикский, вот тут написано. Порой вот сидишь так и думаешь: словно у тебя во всем Советском Союзе дружки живут и не забывают, шлют все. Вот так и послал бы в подарок тому таджику, что этот чай вырастил, самую лучшую лисью шкуру.

В тот день мы поздно вернулись от дяди Андрея и пожалели, что в его хижине не было радио. Фашистские войска напали на нашу землю.

Кунд-озеро, где стояла хижина дяди Андрея, лежало в тридцати километрах от советско-финляндской границы. Нам больше не удалось побывать у дяди Андрея. О нем рассказали колхозники, ушедшие из деревни Кундозерской, занятой гитлеровцами и белофиннами.

Дядя Андрей позднее других узнал о войне. Не голосом диктора и не газетным сообщением вошла война в его охотничью избушку, а воем снарядов, тревожным гулом самолетов и автоматными очередями.

Три дня в его избушке лежал раненый пограничник, укрываясь от фашистов.

Когда ночью дядя Андрей проводил пограничника никому не ведомыми тропами за линию фронта и вернулся домой, он застал в своей хижине незваных гостей — немецких офицеров.