Антал Погони - Двое из многих

— Что случилось? — прохрипел он, обращаясь к подбежавшему к нему запыхавшемуся солдату.

— Дорога заминирована, господин капитан… Убиты две лошади… и два казака.

Несколько мгновений капитан с ненавистью смотрел на солдата, а затем вдруг поднял плеть и с размаху несколько раз ударил ею солдата по лицу.

Солдат схватился за лицо, по которому потекла кровь.

— Ах ты, грязная тварь! Ты что, не знаешь, как нужно докладывать офицеру?! Так я тебя научу! Встать по стойке «смирно»!

Солдат застыл на месте.

— Убитых закопать! В голову колонны на дистанцию сто метров выслать парный конный дозор… Через полчаса продолжать движение! Кругом марш! Выполнять!

Капитан даже не захотел взглянуть на убитых казаков. С видом человека, который добросовестно выполнил то, что от него требовалось, он сел в экипаж и улыбнулся:

— Видите ли, как вас… господин Ковач, вернее, подпоручик Ковач. В подобной ситуации человек закаляется. Красные партизаны, как вы сами имели возможность убедиться, не спят. Но мы им отплатим за все… Если не возражаете, продолжим партию…

Иштван наблюдал эту сцену с возмущением. Его так и подмывало вырвать у капитана плеть и отхлестать его по лицу. Русский капитан Бондаренко ничем не отличался от офицера венгерской императорской армии, который подобным же образом «воспитывал» когда-то и его. Видать, они везде одинаковы, эти офицеры! И в армии императора Вильгельма, и в армии Франца-Иосифа… Те же лаковые сапоги, отутюженная форма, выхоленное лицо… Короче говоря, по внешнему виду — вполне культурные люди, а на самом деле — варвары, каких и в черную пору средневековья пришлось бы поискать.

Иштван понял, что ему нужно быть теперь особенно осторожным. Потеряв душевное равновесие, Керечен проиграл шахматную партию.

Солнце медленно клонилось к горизонту. Вскоре экипаж приехал в Кунгур.

В большом селе шла ярмарка. Чего здесь только не было! Всевозможная посуда, столовые приборы, сладости, обувь, платки, сукно, мясные продукты… Чего душа пожелает! Тут же торговали и мехами.

Ярмарка гудела, как растревоженный улей. Кто играл на гармони, кто пел, а кто и орал во все горло. Нищие просили милостыню. Ржали привязанные к повозкам лошади, блеяли овцы, мычали коровы. Короче говоря, стоял неимоверный рев и гвалт…

И вдруг он, словно по команде, стих.

— Что это? — Зайцев испуганно уставился на Тамаша.

— Стреляют!

— Кто стреляет?

— Этого я не знаю.

Над головами людей засвистели пули. Обезумевшие от страха животные рвались с привязи. Одна из лошадей, оборвав поводья, ринулась в толпу. Люди бросились от нее врассыпную.

Многие побежали к ближайшим домам, чтобы укрыться от обстрела. Товары остались лежать на прилавках без всякого надзора.

Зайцев и Тамаш никуда не побежали.

— Ложись! — крикнул Имре хозяину и бросился на землю. — Не вздумай вставать, а то сразу пристрелят!

Человек двадцать колчаковских солдат во главе с офицером, рассредоточившись, шли по площади. Вдруг с противоположной стороны площади затараторил пулемет. Колчаковцы мигом бросились на землю и поползли назад. Двое из них остались неподвижно лежать на площади.

Схватив Тамаша за руку, Зайцев потащил его к телегам, которые стояли рядком неподалеку.

— Уйдем отсюда, пока не поздно! — шепнул хозяин. — Доползем до подвод, а там побежим до первых домов!..

Тамаша тем временем раздирали сомнения. Всего в нескольких метрах от него лежал убитый колчаковец, а возле него валялась винтовка. Тамаша так и подмывало схватить ее, и для этого стоило только сделать два шага…

«Брать или не брать?.. Значит, бросить Зайцева? Прощай, спокойная, сытная жизнь… Но тогда я окажусь свиньей по отношению к Зайцеву, который, собственно, спас мне жизнь… Я возьму винтовку, а что тогда? А вдруг красные примут меня за колчаковского солдата, который только что стрелял в них?.. Риск большой. Не пришлось бы расплачиваться за это… Во время перестрелки не очень-то разберешь, где свои, а где противник… А зачем мне, собственно, эта винтовка? Я уже навоевался, теперь пусть другие воюют… Останусь у Зайцева, доживу до тех пор, когда кончится гражданская война, а тогда можно и на родину податься или здесь остаться, если захочу… Настенька через два года будет совсем взрослой, можно и посвататься. Плодородная земля, красивая жена… Что еще крестьянину надо?»

Тамаш так углубился в свои мысли, что сразу даже не заметил, куда делись колчаковцы.