Александр Архипов - Гамарджоба, панове!

На совещании с нами никто не совещался. Нас слушали, задавая вопросы. Кроме нас, за столом сидели: Михалыч с комбатом Котовским и двое любопытных мужчин «по гражданке». Долго нас не мучали. Дали сутки, чтобы описать всю нашу работу в тылу противника в рапортах. На прощание, пожимая нам руки, товарищ Котовский сказал:

— Лично буду ходатайствовать о награждении вас правительственными наградами ДНР.

Прощаясь с Михалычем, я аккуратно спросил о двух мужчинах с колкими взглядами.

— Аналитики! — загадочно ответил Михалыч, почему-то подняв вверх указательный палец.

Вечером мы с Кирпичём засели за рапорта. Но уже через час с небольшим Вася измождённо потянулся, откинулся на спинку стула и, повернувшись ко мне, объявил:

— Я всё, дядь Вов!

Я не поленился, взял его исписанный «гаишными» протокольными каракулями листок, и прочитал. Ну, так-то всё верно. И кратко. Типа: «…пришли, вышли… на разведку… открыли огонь… захватили… с боем вернулись в расположение». Исправив восемнадцать грамматических ошибок и расставив знаки препинания, я отдал рапорт Кирпичу.

— Ну, чё? — спросил Вася.

— Да, нормально всё. Ёмко, — успокоил я.

Другое дело — я. Писать было моей профессией. Правда, ловил себя на мысли, что иногда я теряюсь и начинаю писать не рапорт-доклад о разведывательном рейде в тыл противника, а что-то художественное… В общем суток мне еле хватило.

К концу следующего дня Михалыч рапорта наши забрал. Васин прочитал тут же. А моей небольшой стопкой исписанных листов похлопал себя по коленке и сказал, как-то озадаченно:

— Пожалуй, перед сном почитаю.

— Михалыч, вопрос есть, — неожиданно отойдя в сторону, сказал Кирпич.

— Что случилось, Вася? — спросил Михалыч.

— Проблемы у меня. Личные. Мамане звонил. Говорит — приезжай. Мол, чудит Лизка моя. Пацана матери забросит, а сама сутками дома не появляется. Разобраться хочу, Михалыч, не спокойно как-то. Мне бы дней десять. А?

— Я понял, Вася. Сегодня Котовскому позвоню. Думаю, решим твой вопрос, заслужили вы. Завтра с утра в строевую часть заскочи, приказ на краткосрочный отпуск будет готов, документы заберёшь.

— Спасибо, Михалыч, — как-то грустно поблагодарил Вася.

— У меня тоже вопрос, как к старшему по возрасту, — обратился к начальнику и я.

— А тебе, Володь, чего?

— На «Корвалол» не богат, старина? — извиняющимся тоном спросил я.

— Оппаньки! А что случилось? Сердце, молодой человек?

— Да вот, что-то не отпускает, — потирая левую сторону груди, ответил я.

— Значит так. Вот тебе пластинка «Валидола», а завтра после завтрака я за тобой заеду. В госпиталь проедем, специалистам тебя покажем. С сердцем не шутят, дорогой. А сейчас просто полежи.

На следующий день после завтрака Вася Кирпич пошёл в строевую часть за документами на краткосрочный отпуск, а за мной заехала голубая «Нива». Так что мы с ним и не попрощались. Я сдал оружие и боезапас в оружейку и налегке поехал сдаваться в госпиталь. Признаюсь честно — свой восьмизарядный «Вальтер» я «зажал». Подарю его Вадику или на худой конец обменяю на тарелку Танюхиных вареников с картошкой и со шкварками.

Для начала из меня выкачали пару пробирок кровушки и повели на обследование. Честно говоря, я был приятно удивлён уровнем оснащения и профессионализмом медперсонала госпиталя. Вполне себе столичный уровень. Часа через три измывательств над моим туловищем, меня всё же отпустили погулять, пока у них там всё «срастётся» по показаниям обследования. Конечно, я помчался искать своих.

Первым нашёл Пулю. Ему уже «почистили» и зашили ногу, и он во весь голос требовал, чтобы ему принесли костыль. Я невольно вспомнил Васю Кирпича и его безоговорочное влияние на психику молодого человека при помощи магических оплеух. Юрка очень мне обрадовался, тут же начал громко жаловаться на «… вон ту рыжую медсестру с волосатыми ногами», которая его унижает «уткой», не давая самостоятельно сходить в туалет. Потом перевёл разговор на снайперские ружья и начал заговорщицки подговаривать меня каким-то образом спереть из оружейки его «Волка». Заткнулся только тогда, когда я достал из целлофанового пакета наше красное знамя, простреленное в семи местах. Сначала Юрка оцепенел от восторга, потом разложил его на своих коленях и стал нежно гладить, приговаривая:

— Досталось тебе от сучьих бандер! Это ж надо… в Красное Знамя стрелять! Но мы прорвались. Благодаря тебе прорвались. Спасибо, дядь Вов! Дядь Вов, я его в музей отдам. Ведь будет же у нас свой музей после войны? А? Как думаешь?