Вадим Белов - Лицо войны [Современная орфография]

Когда я очнулся, была действительно ночь… Прямо надо мной чернел бездонный полог неба и мелкий дождь назойливый и холодный давно превратил дорогу в глиняную кашу.

Воздух был спокоен… гул орудий умолк, ружейной трескотни не было уже слышно и только тлели развалины домов, спаленной нашей артиллерией, деревни.

Первое впечатление было холод, и только холод, заставивший стучать зубы, хотя глина, на которой я лежал, была тепла, как хорошо нагретая постель… Дождь давно промочил тонкий китель и рейтузы, холодные струйки бежали по телу, встать же было немыслимо самому: мучительно начинала ныть нога и в голове, тяжелой и опухшей с одной стороны, гудело, свистело и грохотало что-то, как на поле боя во время канонады.

И лежа все так же на спине, в колее глинистой дороги, я видел в обе стороны от себя обгоревшие черные или еще догоравшие развалины домов с торчащими черными трубами, в канаве слева почему-то походную кухню, повалившуюся на один бок, а кругом на улице, в отдалении и рядом со мною, десятки человеческих тел, частью живых, стонущих и пытающихся поползти, частью уже мертвых или убитых, сразу разбросанных случаем в самых неожиданных и странных позах.

Рукой слева от себя я тотчас же нащупал свой же потерянный револьвер и еще какой-то странный предмет, который потом оказался австрийским потайным фонарем, справа же рука натолкнулась на лежащего совсем близко человека… Почувствовав руку вдруг увлажнившейся, я поднес ее к губам… Вкус был солоноватый и жидкость липкая, — несомненно кровь!..

Вспоминая теперь не без содрогания об этих минутах, я удивляюсь, что в то время ко всему этому относился как-то совсем безразлично и хладнокровно: отер руку о китель и попытался рассмотреть своего соседа…

Это был русский солдатик, совсем молодой, с курносым лицом деревенской девки; он был жив, по крайней мере щеки его судорожно вздрагивали.

Около него лежала винтовка с согнутым штыком, и солдатик впился в ее ремень темной от крови рукой…

Ранен был он, вероятно, в грудь, так как, когда я пробовал окликнуть его, он открыл глаза, но вместо слов из горла вырвалось лишь клокотание и хрип.

Теперь уже слух, немного привыкший к тишине, различал стоны и вздохи других раненых… Всмотревшись в темноту, я увидел около опрокинутой кухни сидевшего на краю канавы солдата…

Чувствуя невозможность встать и глубоко сожалея о теплом углублении в мокрой глине я все же пополз, медленно цепляясь руками за землю, пополз, к канаве к сидящему на краю солдату.

Во-первых, меня манил этот единственный бодрый человек, так прямо сидящий среди всей массы искалеченных и обессилевших людей, а во-вторых, вдруг в голову пришла страшная мысль: «Что если поедет артиллерия?…» Я лежал как раз в колее дороги, и остаться там заснуть, значит быть наверное раздавленным… И я пополз, напрягая все оставшиеся силы, к канаве, к фигуре солдата, неподвижной и словно задумавшейся…

Но доползая шагов десяти, я его окрикнул сперва тихо, потом громче… Мне хотелось услышать человеческий голос, связную речь… мучительно хотелось…

Но солдат не ответил, он все так же прямо сидел у колеса повозки… даже головы не повернул…

Я подполз ближе.

Коснулся его сапога, мокрого и холодного, и окликнул снова:

— Братец… а братец!..

Солдат молчал…

Тогда я коснулся его плеча… Солдат покачнулся и упал… Он был мертв!..

Невыразимый ужас вдруг охватил меня цепко и властно…

Последняя, как казалось, надежда рухнула, последняя возможность спасения, как думалось, исчезла!..

Обессиленный, я остался лежат около трупа упавшего солдата, открытые стеклянные глаза которого глядели вверх пристальным взглядом, в темное небо, из которого сыпались мелкие, колющие водяные капли…

— Они померли… ваше благородие, — услышал я вдруг голос тихий и кроткий, совсем близкий около себя из-под повозки… — Мы с ими вместе бежали… в шею их ранило… присели к колесу, да верно истекли кровью… перевязать-то я не смог… руки у меня ваше благородие… ру-у-уки!..

Невидимый солдат застонал… Как яркий свет, озарило меня радостнее чувство…

— Ты кто такой?..

— 6-й роты я ваше б-дие…

— А он…

— Фельдфебель наш… человек он ласковый был… царство ему небесное…

Солдат замолчал…

— Ты выползай сюда… — позвал я…

— Не могу я ваше б-дие… ру-уки у меня.

— Что такое?..

— Ру-уки у меня, говорю, разбило… о-обе…

— Погоди, я тебе помогу…

Я сполз вниз в канаву, нащупал воротник раненого солдата и отталкиваясь одной ногой, пополз, таща его за собою…