Вадим Белов - Лицо войны [Современная орфография]

Взорвался «чемодан» где-то далеко позади, но нам не было уже времени следить за разрывами; один за другим уже не соблюдая очереди, выплевывали в нас свои исполинские снаряды немецкие мортиры, и вой, стон и визг воздуха вместе с лязгом и грохотом взрывов слился в одну ужасающую, терзающую уши, мелодию.

— Теперича и до нас очередь доходит!.. — негромко, но спокойным голосом произнес солдатик, круглолицый, с ясными взглядами и веселым звонким смехом, который я слышал еще в это утро.

Очередь дошла. Германская пехота выползала из деревни бесконечными лентами с двух сторон, под прикрытием своих мортир, все еще продолжавших истязать воздух и землю, рассыпалась в цепи и последние полукругами приближались к нам, минуя громадное болотистое поле с двух сторон.

Словно пробудившись, неожиданно и быстро затрещали пулеметы, и в первую минуту, даже нельзя было определить, где собственно, они находятся: на левой ли стороне, или на правой, в передовых ли цепях, или позади, но зоркий глаз наблюдателя с вышки полуразрушенного дома скоро обнаружил местонахождение этих маленьких убийственных автоматов, и мы увидели, как последовательно один за другим разрывы артиллерийских снарядов повисли белыми клубками над группою кустарника, окаймлявшего болото с правой стороны. Они были там… Русские артиллеристы нащупали их быстро, смелой и твердой, опытной рукой… Два-три разрыва впереди, столько же позади и вдруг несколько вспышек пламени и дыма в самых кустарниках… Дробь пулеметов поредела и вдруг умолкла совсем… Пулеметы уехали… Уехали ли, или остались лежать на мокрой земле, разбитые нашими снарядами, рядом с растерзанными телами германских солдат — мы этого не знали… но пулеметы умолкли…

Между тем ружейная перестрелка уже началась…

Сидя в окопе, я наблюдал все за тем же молодым солдатиком с ясными глазами, наблюдал за тем, как он спокойно и деловито, словно на дворе казарм во время прикладки, вскидывал винтовку, стрелял, заряжал снова и опять стрелял, исполняя свое дело без спешки, без суеты, молча и убийственно равнодушно. Но равнодушие это было не ленивое, а прекрасное, полное презрение к напиравшим немцам, к бьющим в бруствер почти рядом с ним германским пулям и к вызывающим «чемоданам».

Костер разгорелся! Уже не было слышно отдельных выстрелов не было слышно взрывов, уже не обращали внимания на белые вспышки шрапнели уже никто не выкрикивал: «чемодан»… и никто не задирал с любопытством головы, все, все смешалось в одном страшном усилии, мы перестали существовать в отдельности, мы слились в одно существо громадной силы, нечеловеческого упрямства, существо, которое должно было или отбросить натиск немцев, или погибнуть, не уступив ни одного шага этого плоскогорья, такого невзрачного и на вид мало значительного.

— Но где же пулеметы, где наши пулеметы?.. — прокричал мне на ухо пробежавший куда-то поручик.

«Действительно, где же пулеметы?» — подумал я, — «почему я не слышу их дроби, их уверенного и быстрого говора?..».

Они нашлись, наши пулеметы!.. Чья-то верная рука, чей-то светлый ум скрыл их до поры до времени и поставил с боку незамеченными никем и потому сугубо опасными для противника и вот когда немецкие цепи, превосходившие нас своей численностью и густотой, под прикрытием артиллерии подошли так близко, так ужасно близко, что мы могли простым глазом различать лица солдат под козырьками надвинутых на лоб остроконечных касок, когда наша стрельба превратилась в один сплошной визг ружейной трескотни, когда справа от немцев оказалось болото, а позади них — открытое поле, усеянное темными пятнами валявшихся человеческих трупов, они, наши пулеметы, вдруг заговорили дружно и весело, засмеялись насмешливым ядовитым смехом и, покрывая гул боя и голоса людей, прямо в лицо немцам закричали тысячами голосов одно слово: «смерть, смерть, смерть!!.»

Мы видели только начало конца. После мы не могли уже оставаться безучастными и вторили своим «ура» их заразительному смеху, но первые минуты, пока мы, пораженные внезапностью их выступления, смотрели на все немые от восторга, мы видели, как начали погибать наши враги! В массах пехоты, бывшей уже совсем близко от склона нашей возвышенности, вдруг произошло какое-то движение: все находившиеся с правой стороны, обращенной к нашим пулеметам, стали падать один за другим, словно скошенные незримой мощной косой, левые же стремительно шарахнулись вправо и, падая, спотыкаясь и скользя, кинулись вниз к болоту и назад в открытое поле…