Хельга Графф - Сценарий для Незалежной

Ангела, несколько волнуясь, все-таки Вова был завидным женихом, сняла трубку… но вместо Путина в трубке послышался ненавистный голос американского президента. «Чертов баклажан! Сломал весь кайф!», — разозлилась канцлер, но ответила вежливо.

— Примите мои соболезнования, Ангела! Это ужасная провокация русских! Но какое внешнее сходство и голос! Никогда бы не поверил, что это не вы…

— Нет… господин президент… это… была я… — едва слышно прошептала Муркель.

— Вы?! Ну… знаете… это… уже слишком! Нет у вас ни стыда, ни совести! — и зазвучали гудки.

«Этот гад сумеет испортить даже сон!», — подумала Ангела и, перевернувшись на другой бок, с наслаждением захрапела, досматривая свои триумфальные сновидения.

«Я всегда против водки… — подумал Петро Парашин, — вот сижу, а она напротив меня! — в глазах затроилось. — Какую же бутылку взять? — мучительно подумал Петя. — Л ад но… возьму первую, а две других вечерком допью!».

Когда он был пьян, у него в гостях сразу же появлялась Совесть об руку с Самокритикой.

— Ну здравствуй, Петро! — поприветствовала бывшего хозяина Совесть. — Давно не виделись… — сказала она разочарованно.

Петро махнул очередной стакан, икнул, занюхал стодолларовой купюрой и ответил:

— Это ты где-то шляешься, подруга! Как пропала в 90-х, так только сейчас и объявилась и то, как понимаю, кратковременно… пока бутылка не закончится, не так ли?!

— Не ошибся! Пришла вот ненадолго, в зенки твои бесстыжие поглядеть!

— Ну що, поглядела… чувырла?!

— Поглядела и поняла — нет смысла к тебе возвращаться! Ты меня уже давно предал и не единожды продал! А еще хотел у себя навечно поселить. Помнишь, что говорил мне, засранец? «Моя дорогая, ты должна быть всегда рядом, вот тогда Украина будет жить хорошо и счастливо! В мире и дружбе! Без войны и кровопролития!».

— Рухнули надежды, просраны мечты, виноваты оба, ты и снова ты! — бросился в атаку Петро. — Хвостом все вертела: «Петька, это нельзя, то нельзя, Не воруй, не ври…».

— Вот, вот, — появилась на горизонте Самокритика, — врет, сволочь, все время, перед людьми прямо стыдно! Весь мир уже над ним потешается, а ему хоть бы хны! Клоун американский!

— Ни один клоун в мире не натворил бы столько дел! Ты помнишь, Петька, какие клички у тебя раньше были?

— Нет, не помню! — смачно икнул Петро.

— «Поросёко», «Петька — бартер», а что теперь?

— А що теперь? — эхом повторил оппонент.

— А теперь «Шоколадный паяц», «Петька — дай миллиардик» и «Палач» — это нормально?

— Врешь ты всё, дура! — разозлился Петро. — Не паяц я, а… заяц, то есть, тьфу, «король шоколадный»!

В склоку влезла Самокритика.

— Не шоколадный ты король, а голый! Ничего не осталось: ни совести, ни порядочности, ни разума! Хоть о детях своих подумай! За делишки твои поганые, они понесут наказание!

В ход пошла вторая бутылка.

— Да идите вы… У кого «бабки» — у того и правда, тот и миром правит! А вы мне на хрен не нужны, без вас как-нибудь проживу! С вами, если человеком останешься, так и закончишь свою жизнь с голой жопой под забором! И вообще, що это вы меня тут оскорбляете? Я все же президент целой страны!

— Не целой, Парашин, не ври! И почему оскорбляем? Правду говорим, — возмутилась Совесть, — кто тебе, кроме нас, ее скажет? Может, Госдеп США? Да они поддерживают тебя только назло русским! Если вдруг помирятся с Россией, кирдык тебе, Петька — пустят в расход!

— Даже жинке своей, Марийке, не ко двору придешься, найдет себе мужика нормального: не пьющего да не врущего! Быстро от тебя умчится!

— Не бреши! Марийка меня любит, — усмехнулся Петро, — кто ей еще пижамку из соболя подарит? Никто! Дураков нет! И потом, я имение свое под… под… не помню, то ли Козюлиным, то ли Козиным построил, куда ей деваться? А хата моя, знаешь, «Белый дом» в Вашингтоне напоминает! — похвастался он.

— Ну да, твой «Белый дом» в Козюлине, почти как чей-то замок в Грязи! — засмеялась Самокритика. — А часовню, случаем, не поставил, чтобы грехи замаливать? — ехидно спросила она.

— А як же! В первую очередь! — обнадежил оппонентку Петро.

— Зря потратился, — влезла вторая критикесса, — тебе она не поможет! Хотя… может, мы просто о делах твоих добрых не знаем?

Парашин потянулся за бутылкой и хлебнул из горла.

— Принимал участие в благотворительной программе «Согрей любовью ребенка».

— Ой, держите меня семеро! — захохотала Совесть и, резко оборвав смех, продолжила: — Согрей ребенка… в подвалах Донбасса; пришей ему оторванные обстрелами твоей армии, руки, ноги; дай голодному дитятку еды; найди ему родителей, взамен убитых тобой; научи заново улыбаться! Сама слышала, как ты «согревал их любовью» у микрофона, помнишь речь-то свою поганую?