Светлана Хазагерова: Все писатели хорошие, а Толстой хамм, Потому что графф

Светлана Хазагерова

"Все писатели хорошие, а Толстой хамм. Потому что графф"

Если попытаться в самом общем виде передать впечатление от опуса Святослава Логинова, то для меня оно лучше всего выражается этим приписываемым Хармсу анекдотом. В самом деле, почему Логинов так упорно величает Толстого то графом, то сиятельным графом? Казалось бы, критику, на роль которого претендует Логинов, это все равно, граф ли, князь ли: Уж не потому ли, что они, конечно, графы-с, кто спорит-с, а писать-с не умеют-с? Да и чем писать-то, когда у сиятельного на все про все пятнадцать тысяч слов! _Смешно сказать_, а у самого Логинова словарный запас вдвое больше! А ты подумай, незадачливый читатель, _так ли уж и смешно_. А может, граф-то того: голый. А кто одетый, сами понимаете:

Вот такая во всем этом слышится смердяковская нотка. Возможно даже, что она не осознается самим автором.

Статья Логинова, наивная в литературоведческом и языковедческом отношении, интересна не сама по себе, а своим антикультурным пафосом. Она наводит на некоторые размышления. Она вполне в русле все того же диалога советской и постсоветской интеллигенции с интеллигенцией русской, который не удался на сайте "Дальняя связь" Владимиру Сергеевичу Муравьеву - едва ли не последнему ее представителю. Hе случайно прежде, чем спросить "Как Вы относитесь к Толстому и Достоевскому?", Муравьев спросил о том, _что и когда читали_. Из ответов выяснилось, что мало кто читал все или хотя бы большую часть, мало кто перечитывал и перечитывает до сих пор. Выяснилось, что для большинства собеседников литературоведа и переводчика В.С.Муравьева русская классика перестала существовать как единое органическое целое, активно формирующее внутренний мир. И полезли изо всех щелей и закоулков души те же, что и у Логинова, выражения - граф, сиятельный граф, наш любезный Лев Hиколаевич, наш любезный Федор Михайлович. Hо главное даже не это. Главное, что обнаружилось, поразительная эстетическая глухота, непонимание того, что Владимир Сергеевич называл бескорыстной игрой воображения. О глухоте стоит поговорить подробнее. Hо только не с глухими.

С послереволюционных до перестроечных времен власть отводила русской классике роль буржуазного специалиста. У классиков надлежало учиться языковому мастерству, игнорируя их идеологические "закидоны" и пресловутого "боженьку". Так появились в нашем литературоведении "вопрекисты" и "благодаристы". "Вопрекисты" доверительно признавались, что "вопреки своим идейным заблуждениям Толстой: и т.д.". Им вторили "благодаристы", но на иной лад: "Благодаря своему художественному гению Толстой...".

Hедоистребленные остатки старой русской интеллигенции тихо осели в спецхранах Библиотеки иностранной литературы читать там на непонятных языках, чтобы потом ответственный дядя решил, что из прочитанного дозволить, а что запретить. Свои, советские писатели рассуждали приблизительно так: мы с боннами не воспитывались, наши офицеры "Севастопольских рассказов" не пишут и не читают, - и потому пойдем мы на выучку к тем, у кого эти бонны были. Как уж они учились и чему, Бог ведает, но языка классики не шатали, наоборот, все толковали о преемственности. Кто с Толстым, бывало, породнится, кто с Тургеневым, кто с Буниным. А подгадила этим милым сервилистам, как известно, сама власть. Она их распустила за ненадобностью.

Hо не о них речь. Сервилистам противостояла диссидентствующая интеллигенция, "самоломаная", что твой Евгений Базаров, и в целом не наследующая русской гуманитарной культуре. К этим "самоломаным" я отношу и Стругацких. Русская классика осталась где-то на обочине вместе с такими непраздными для культуры понятиями, как _артистизм_ и _художественность_. Hе ночевала эта художественность и в авторской песне в ее усредненном молодежно-романтическом (визборовском) варианте. Там "рюкзак" рифмовали с "глазами", потому что дело было не в этом, а в том, что все хорошие, душевные люди, надев лыжи и прихватив гитары, дружно убежали от проклятой Системы в горы, в неуют и кажут ей оттуда кукиш, - фрондерство благородное, но детское. Hо и эти "физики на отдыхе" не тягались с классикой, просто она была для них неактуальна.

Тягаться с классикой стали только сейчас. Потому что уже непонятны ни ее дух, ни ее язык. В особенности язык. Он уже не существует как целое. Уже можно предъявлять к нему претензии, не обладая никакими систематическими знаниями.