— Окружили, товарищ капитан-лейтенант, — кивая на вражеские охотники, сказал Владимиру Поликарповичу боцман.
— Идем к берегу, боцман.
— Так там тоже фашисты!
— Будем живы — не помрем. Сейчас с берега не сунутся. Пулеметов побоятся.
А на вражеских кораблях уже праздновали победу. Наши катера между берегом и артиллерией охотников — в ловушке. Темнело, и фашисты решили подождать утра.
Моряки с надеждой смотрели на командира отряда. Что он решит? Как поступит? Что прикажет? Но капитан-лейтенант сказал только: «Катера не сдадим. Живыми тоже не дадимся. Но это успеется».
Гуманенко пошел на корму катера и стал смотреть на волны, будто они, быстро бегущие мимо корабля, могли принести ответ на вопрос, что встал перед экипажами: «Сойти на берег, уничтожив корабль, или принять последний, смертельный бой на море?» «Думай, лучше думай, командир, — сказал он себе, — на то голова у человека и ты голова на корабле».
Владимир Поликарпович оценивал положение: «Сил у нас мало, торпед нет, боеприпасы к пулеметам на исходе. На помощь тоже надеяться не приходится. Какой же еще есть шанс? На войне всякое бывает. Два раза семья «похоронки» получала. А я воюю. Да что я? Жаль корабли, людей».
Он стал анализировать ход дневного боя: «Мы действовали в Нарвском заливе и теперь находимся у Курильского рифа. Риф преграждает путь в Лужскую губу. Если бы туда выйти! Там спасение кораблей, там жизнь, Но катера сидят на грунте, впереди, должно быть, глубины еще меньше. А может быть, это северная оконечность полуострова, там же глубже!»
Спрыгнув с катера в воду, командир отряда пошел до отмели. Неторопливый ветер гнал небольшую волну из Нарвского залива в Лужскую губу. Офицер шел вперед, все больше удаляясь от катеров, а глубины будто не росли. «Пройду еще с полсотни шагов и буду возвращаться», — решил он. Но что это? Не сделав и десятка метров, он заметил, что сантиметр за сантиметром стало опускаться дно. Появился шанс на спасение, наверно, единственный.
Обойдя отмель, командир вернулся к кораблю.
— Попробуем, товарищи. Фашисты на таком расстоянии, что шума моторов не услышат, а услышат — не рискнут ночью на мель лезть. Осадка у их катеров большая. Действовать будем так: моторист дает ход, остальные в это время толкают корабль. Делать это надо, когда накатывает волна и катер приподнимается. Будем, как Петр Первый при Гангуте, корабль на себе двигать, только с помощью моторов и волны. Усекли?
— Поняли, товарищ капитан-лейтенант.
— Экипажи в воду, остаются на катерах командир и моторист!
Спрыгнув в холодную воду, моряки встали вдоль бортов катеров. Заработали двигатели.
— Вперед! Вперед! — слышались негромкие команды.
Когда подходила волна, моторист давал ход, а моряки толкали катер.
— Раз, два, взяли!..
Каждый толчок перемещал корабль на три — четыре метра.
— Промок я от киля до клотика, — заметил молодой матрос.
— Это в каком же месте у тебя киль? Работай лучше — вспотеешь!
Командир с затаенным волнением поглядывал на часы. Успеть бы до рассвета.
— Отставить разговоры, — приказал Гуманенко. Но не удержался, добавил: — А тому, кто спрашивал, где киль находится, двойка по морской практике!
Катерники засмеялись. Дружнее пошла работа: «Еще взяли! Сам пошел!» Но катера идти еще не могли. Сверхчеловеческие усилия отвоевывали у отмели лишь короткие метры. А силы убывали.
Только когда начала таять темная сентябрьская ночь, шедшие впереди почувствовали, что уходит из-под ног дно и не они толкают катер, а он увлекает их по волне. Кто-то не удержался, «ура» закричал. Да, позади была песчаная отмель, впереди — Лужская губа.
— Товарищ командир, мы свободны!
— Ясно! Осмотреть винты и помпы.
— Винты цели, отполированы песком как новенькие.
— Добро!
— Помпы забиты песком!
— Очистить помпы! Идем домой! Киль свой не забудь, — подмигнул Владимир Поликарпович молодому матросу.
— Все при мне, товарищ командир…
Когда стало рассветать, на фашистских кораблях заметались: не могли же русские сквозь землю провалиться. Да поздно спохватились. Наши катерники, повторив подвиг своих предков-гангутцев, подходили к базе.
— Горжусь вашим подвигом и мужеством, — сказал командиру отряда старший начальник, когда Гуманенко доложил о событиях последних суток. — Живет русская смекалка!
Над заливом занимался новый день. Впереди были другие походы, боевой путь от Кронштадта до Пиллау и Борнхольма…
Читать дальше