Николай Колбасов - Штрафники. Люди в кирасах

Терехин помолчал, стараясь уловить реакцию батальона, но шеренги стояли все так же безмолвно, словно ожидая от него еще чего-то, что хоть немного смягчило бы жестокость сказанного, подало бы людям какую-то надежду. Тягостная пауза безнадежно затягивалась и тогда комбат продолжил:

— Учитывая важность поставленной перед нами задачи, командование армии приняло решение после этого боя всех, и искупивших и не искупивших вину кровью, освободить из штрафных рот и зачислить в обычные части. Слышите, всех!

Последние его слова прозвучали громче. Голос комбата зазвенел как натянутая струна:

— Но знайте и другое. Если кто-то попытается отсидеться за спинами товарищей или проявит в бою трусость… Таких после боя расстреляем. Это тоже каждому из вас должно быть ясно.

По шеренгам прошел протестующий ропот, однако Терехин остался доволен реакцией бойцов.

— Обиделись… На правду не обижаются. Умели грешить, умейте и ответ держать. Вопросы ко мне есть?

Вопросов не было. Роты стояли молча, никто не шелохнулся в строю. Слышалось лишь тяжелое дыхание сотен людей, объединенных с этой минуты одной целью и одной на всех судьбой.

— Командирам рот вывести подразделения к месту погрузки на катера!

В ночь на 26 сентября 1942 года три штрафные роты под командованием майора Терехина заняли исходный рубеж вдоль правого берега Невы. От воды тянуло холодом. Временами вспыхивали осветительные ракеты и тогда темная вода становилась ярко-серебристой, зеркальной, а на бруствере и деревянном причале, сооруженном саперами этой ночью, мельтешили отблески бледного неживого света.

Изредка, для порядка, постреливали наши пулеметы. Берег, занятый немцами, молчал. Похоже, что враг был спокоен за этот участок и его больше занимали события, происходящие километрах в пятнадцати отсюда вверх по реке, в районе Ивановского. Там вот уже пять недель, с самого конца августа, не затихал грохот артиллерийской канонады и бомбовых ударов.

Прошел час, другой… Время близилось к рассвету. Неожиданно слитный грохот сотен орудий разорвал тишину. В следующее мгновение впереди раздались звуки разрывов, слившиеся тут же в сплошной надрывный гул. Темный и молчаливый противоположный берег Невы вспух в багровом зареве.

Николай увидел беззвучно раскрывающийся рот стоящего рядом Пугачева. И только наклонившись почти вплотную к нему, смог разобрать:

— …Подготовочка! Для нас «боги войны» стараются!

— А разве мы не тут, напротив, будем высаживаться? Куда они в сторону бьют? — прорезался тонкий голос Шустрякова.

— Куда надо, туда и бьют! — прокричал Андрей, всматриваясь в острое личико тщедушного бойца. Не понять: то ли радуется он, то ли страшится.

— Да я ничего, товарищ политрук. Я к тому, что плыть туда дольше придется. Случись что с катером — хана мне, я плавать не умею…

Отвернувшись от Шустрякова, Андрей что-то прокричал на ухо Колобову и, протискиваясь между плотно стоявшими в траншее бойцами, пошел во взвод к Орешкину.

Николай взглянул на часы и, выждав некоторое время, тронул за плечо Юру:

— Передай по траншее: приготовиться к посадке на катера!

В стороне послышался металлический голос Войтова:

— Саперам выходить к причалам! Вслед за ними первый взвод…

Колобов поднял свой взвод и побежал по ходу сообщения к берегу. Выскочили на песчаный откос и… залегли: берег оказался пуст. Ни катеров, ни мотоботов еще нигде не было видно. К счастью, с началом нашей артподготовки вражеские наблюдатели перестали освещать Неву ракетами. К лежавшему на холодном, влажном песке Николаю подполз Пищурин:

— Может, они по реке не смогли прорваться и теперь наступление отложат?

— Это уж не от нас зависит. Ты смотри, порядок посадки на суда не забудь.

— Как можно? — отозвался напряженным шепотом Виктор. — Помню все до мелочей. Только где же эта речная флотилия? Не случилось ли что?

— Если бы случилось, нас бы отсюда уже отозвали, — ответил Колобов, убеждая не столько Пищурина, сколько себя самого.

Он достал бинокль, но все равно ничего не увидел. И рокота двигателей не было слышно. Хотя разве услышишь его в этом грохоте?

— Вы кем были до войны, товарищ старшина? — неожиданно спросил Пищурин. — Не по военной линии, случайно?

— Нет, киномехаником работал, а заодно и шофером звуковой кинопередвижки.

— А я начальником геологической партии в Сучане. Там и женился на учительнице.

Оба замолчали, сознавая несвоевременность столь отвлеченных воспоминаний. Так же молча лежали рядом бойцы. Хотя тихо переговариваться никто не запрещал, но сейчас не до разговоров. После выступления Терехина они смирились с неизбежным. И непредвиденная задержка теперь нервировала, вносила в душу сумятицу.