— Дамбу прорвало! Дамбу прорвало!
Страшные крики эти, казалось, звучали со всех сторон, они словно заполнили все вокруг.
— Дамбу прорвало! Люди, дамбу прорвало!..
Соан и Ка стояли посреди двора, не зная, куда бежать. Душераздирающие крики слышались все ближе и ближе.
— Соан, наводнение! Бежим, сестра! — тихо сказал Ка.
Они услышали, как разрастается, приближаясь, шум воды.
Когда Ка вбежал в дом и зажег факел, он увидел, что и по двору и по саду, затопляя все, несется мутный поток. Они стояли на земляном приступке. За плечами у Ка кошелка с рисом, в руке факел. Соан быстро схватила котелок и пиалы, побросала все в кошелку и выбежала из дому.
Вода залила приступок и ворвалась в дом.
— Быстрее, Соан, бежим!
Взявшись за руки, брат с сестрой спрыгнули с приступка и по колено в воде стали пробираться к дамбе.
Каждый день в Ханой приходили известия о наводнениях в провинциях. Город жил как в лихорадке. Красная река еще в начале августа поднялась до самой высокой отметки — и вода не спадала. Мутная от наносов вода покрыла всю пойму и разлилась от берега к берегу — огромное, насколько хватал глаз, кирпично-красное море. Прохожие на набережной с удивлением смотрели, как рядом с верхушками деревьев покачиваются паруса лодок. Караваны парусников проплывали вровень с дамбой. Теперь город жил бок о бок с гигантской рекой, которая день и ночь катила свои волны, плескалась и бурлила где-то над самой головой и в любую минуту могла затопить его.
Рабочие поселки в пойме, целые кварталы бамбуковых лачуг лежали сейчас под водой. Десятки тысяч жителей теснились на дамбе и на набережной со скарбом, который удалось спасти, они построили здесь временные укрытия из плетенок, циновок и топчанов. Под деревьями на привязи стоял скот, целые стада. На рассвете и под вечер на тротуарах набережной, на дамбе зажигались очаги, и к небу поднимались столбы дыма.
Но еще больше, чем известия о наводнении, лихорадили Ханой военные сводки.
Вечером, умываясь перед сном, Фи услыхала торопливые шаги на лестнице, и через минуту в комнату вбежал потный, задыхающийся Донг.
— Фи! Советский Союз объявил войну Японии! Красная Армия ворвалась в Маньчжурию, разбита Квантунская армия, самая мощная армия Японии! Вполне возможно, Япония скоро капитулирует.
— Это правда?
— Конечно! Об этом сообщили все радиостанции мира. Может быть, через несколько дней и кончится мировая война!
Донг налил в стакан воды и выпил залпом. Фи посмотрела на руку, державшую стакан, на то место, где остался еще свежий рубец. Она не сдержалась и дотронулась до этой руки.
— Ну а если японцы капитулируют, то что будет с нами?
— Наверное, сюда войдут союзники. Возможно, американцы, китайцы, англичане…
— А французы, как ты думаешь, могут вернуться?
— Они, конечно, мечтают об этом. Сделать с нами то же, что и с Сирией!
Донг вскочил с места и заходил по маленькой комнате. Фи следила за ним взглядом.
— Да перестань же ты ходить! У меня даже голова закружилась. Ну а войска союзников, оставят они нас в покое?
— Никогда. Теперь нас ждет либо свобода, либо конец! Но что бы там ни было, мы добьемся независимости!
Фи заметила, что Донг взглянул на ручные часы.
— Ты собираешься уходить?
— Поеду в Ланг, переночую у друга.
— Туда же километров десять будет!
Донг рассмеялся.
— Откуда десять!
Взгляд Фи снова упал на его руку. Она сказала тихо, но решительно:
— Тебе незачем ехать туда. Уже поздно, на улицах полно патрулей. В тот день, когда ты стрелял в Кама и я потом отпустила тебя домой, я себе места не находила!
Фи поднялась со стула.
— Ты, наверное, проголодался. Посиди немного, я сейчас сварю тебе яички. Всего пять минут.
Потом он ел, а она сидела рядом и молча смотрела на него.
— А соседи не станут плохо о тебе говорить? — спросил Донг.
— Пусть себе говорят, если им хочется. Но сейчас кругом такое творится, что им не до этого.
Фи улыбнулась своей особенной улыбкой, в которой были и вызов и грусть:
— Я хочу задать тебе один вопрос… Только скажи мне правду, не вздумай врать! Ты меня не разлюбишь?
— С чего это ты вдруг?
— Прости… Я столько видела плохого в жизни! Но ведь ты не такой, правда?..
Слезинка поползла по щеке Фи, она смахнула ее и продолжала:
— По правде сказать, я ведь жила неплохо, с детства не знала нужды, получила образование… Но радости у меня в жизни было мало. Я только с виду такая бойкая! Жила без близких, без друзей, не было человека, который по-настоящему понял бы меня. Разве что мама, но она слишком слабый человек. А когда я ушла из семьи, стала все решать за себя сама. Может быть, поэтому мне ничего от людей не нужно и я ничего не боюсь. Одного я хочу — искренности и чистоты! И отчего это в жизни столько скверного, злого, столько подлости! Никогда, слышишь, никогда не обманывай меня! Что бы ни случилось, будь со мной откровенен. Если окажется, что и с тобой нужно притворяться, то лучше умереть!
Читать дальше