Валерий Строкин - Так и кончается мир [СИ]

В туалете, на моем подоконнике-пятачке, сидят, курят ещё двое лунатиков. Пристраиваюсь в угол — на меня не обращают внимания. Прислушиваюсь к тихому разговору-шепоту.

— …Я из миротворческого полка, из поселка Каменка. Мы думали, что нас с этой миссией сюда направляют. С эшелона только выгрузили и кинули сразу же в бой. Целый батальон. Мы под бомбежку попали. Осталось меньше половины. Говорят, свои же и бомбили.

— А наша, двести семьдесят шестая, была передислоцирована из Екатеринбурга.

Не ввязываясь в разговор, что и не требуется, впитываю в себя их судьбу, опаленную порохом войны.

— У них ведь, снайперы наемники, чуть ли не спортсмены олимпийцы. Они в ноги бьют. А когда к раненому подбегаешь, чтоб оттащить в сторону, под прикрытие, подстреливают обоих. Человек трех-четырех уложат и добивают. Мне повезло, под пулю попал вечером. Ночью выполз.

— Помнишь Кольку?

— Какого?

— Что лежал в палате для тяжелораненых? Он почти все время под капельницей провел, у него левой руки не было? Танкист, рука по плечо вырвана?

— А, Колька-танкист, и что?

— Сегодня вечером унесли…

Ребята замолчали. Покосились в мою сторону. Я хмуро затушил сигарету. Кому я здесь нужен, со своим счастьем и мечтами о светлом завтра? Дерьмо! Везде сплошное дерьмо! Мы так увязли в нем, что давно привыкли к фекалиям и даже не пытаемся выползти. После такой войны, для генералов, отдававших приказы и посылавших людей под пули, я бы устроил второй Нюрнбергский процесс. Но, как всегда, они скоро станут национальными героями, спасителями Отечества. Учредят новые ордена и медали, украсят ими мундиры. В отставке начнут пописывать мемуары. Их опубликуют и преподнесут массам в виде отчетов-резюме о не напрасно пролитой крови, совершенных ими подвигов…

Возвращаюсь в палату и медленно укладываюсь в кровать. Все-таки завтра — это завтра. Придет Светка, и я увезу её из этого страшного мира. Завтра меня выпишут, я не буду слышать раздирающих сердце, разъедающих ум историй из сумеречной эпохи пост-советского-средневековья; бестолкового и ужасного бытия, лживого и непредсказуемого…Уедем в поисках нового мира или построим свой.

У нас появятся дети — давно мечтал стать отцом. Они никогда не увидят войны. Я не отдам их войне. Достаточно!

Донесся жаркий шепот Славика и Игоря, они тоже не спали.

— Говорят, приезжал министр, с женой.

— Этот козел даже в палаты не зашел, — презрительно прошипел Игорь. — В качестве компенсации за ампутированные руки, ноги, головы, нам заплатят двести пять тысяч рублей. Козлы вонючие! Когда вернемся на гражданку, что с нами будет? Куда пойдем? Кому мы нужны? Ни образования ни профессии. Попробуй — поступи в институт? А чему здесь нас научили?

— Убивать, — ответил Славик.

— Вот именно! — шепот превратился вскрик. — Приду домой, найду, какого-нибудь босса отморозка, скажу: дядя, я приехал с войны и умею убивать людей и при этом не писаться в штаны, вам киллер не нужен? — Игорь злобно рассмеялся, и продолжил:

— Япона мать, летел сюда с чувством защитить, спасти Родину, от духов и козлов — и что?

— Что?

— Что такое Родина? Ведь это не продажные министры, которые делают на нас деньги в этой войне? Это не трусливое, постоянно пребывающее в похмельном бодуне правительство, спьяну заварившее эту кашу, которую нас послали расхлебывать? Им плевать на нас. Родина, Славка, о ней не скажешь простыми словами, она здесь, — Игорь постучал по груди. — Просто, Славка, обидно, даже не за себя, обидно, а за державу нашу, которую предали, поставили раком, и пробуют трахнуть в темной комнате. Обидно, — в шепоте Игоря послышались слезы.

— Я братишке советую от армии косить, — отозвался Славик. — Это не только школа мужества, но и кладбище. Помнишь, неделю назад, нас навещали «афганцы». Привезли курева, пива, фруктов, колбасы, даже баб хотели притащить. Они говорили: «Держитесь мужики, не сдавайтесь, мы тоже держались». Брехня. Приехали на новеньких машинах, с золотыми цепями на шеях, с перстнями на пальцах — крутые. Они забыли, что такое война. У каждого из них, сейчас свое дело, карьера. Вот только сны у нас будут одинаковыми.

— Мужики, давайте спать! Хватит плакаться, — выкрикнули из темноты, кажется Галлиулин Марат. Он служил в разведроте. Снайперская пуля перебила ему коленный сустав. Марат в палате слыл самым озлобленным на жизнь и обстоятельства. Говорили, что дома его ждет девочка — жена. С первого дня, после операции, он встал на костыли: