Джорджия Хантер - День, когда мы были счастливы [litres]

Охранники по периметру кричат, и евреи молча возвращаются к рытью. Мила пробует представить, как сама с дерзким и соблазнительным видом пересекает луг. Но, ради всего святого, она же мать. И даже в юности у нее не было таланта к флирту, как у Халины. Ее застрелят прежде, чем она доберется до поезда. А если у нее получится оказаться в пределах слышимости немца, что может она сказать, чтобы убедить его спасти ее? «Мне нечего предложить…»

И тут ее осеняет. Она резко выпрямляется.

– Фелиция!

Фелиция поднимает голову, удивленная напряженностью в ее голосе. Мила говорит тихо, чтобы не услышали остальные.

– Смотри мне в глаза, любимая… Видишь женщину там, около поезда?

Мила смотрит на вагон, и Фелиция следует за ее взглядом. Она кивает. Дыхание Милы поверхностное. Ее колотит. «Нет времени сомневаться, ты втянула дочь в это, можешь по крайней мере попытаться вытащить ее». На мгновение Мила опускается на колени, притворяясь, что вытаскивает камушек из ботинка, так чтобы оказаться на одном уровне с Фелицией. Она медленно говорит:

– Я хочу, чтобы ты побежала к ней и притворилась, что она твоя мама.

Фелиция в замешательстве сводит бровки.

– Когда добежишь, – продолжает Мила, – схватись за нее и не отпускай.

– Нет, мамочка…

Мила подносит палец к губам дочери.

– Все хорошо, с тобой все будет хорошо, просто делай как я говорю.

Глаза Фелиции наполняются слезами.

– Мамочка, ты тоже пойдешь?

Ее голосок едва слышен.

– Нет, дорогая, не сейчас. Мне надо, чтобы ты сделала это одна. Понимаешь?

Фелиция кивает, опустив глаза. Мила поднимает ее подбородок, чтобы их глаза опять встретились.

– Да?

– Да, – шепчет Фелиция.

Мила едва дышит, легкие забивает от тоски в дочкиных глазах, от плана, который вот-вот реализуется. Она кивает как можно бодрее.

– Если мужчина спросит, та женщина – твоя мамочка. Хорошо?

– Моя мамочка, – повторяет Фелиция, но слова кажутся ей незнакомыми и неправильными, как что-то ядовитое.

Мила встает и снова бросает взгляд на женщину, которая, похоже, что-то рассказывает. Немец поглощен ею. Мила снимает свитер с плеч Фелиции.

– Беги, любимая, – шепчет она, кивая на поезд.

Фелиция поднимается на ножки, глядя на маму, взглядом умоляя: «Не заставляй меня!» Мила садится на корточки и быстро чмокает дочку в лоб. Встав, она опирается на лопату, она не чует собственных ног, и все вдруг кажется неправильным. Она открывает рот, все материнское в ней вцепляется в горло, умоляя передумать. Но она не может. Другого плана нет. Это все, что у нее есть.

– Беги! – приказывает Мила. – Быстро!

Фелиция разворачивается к поезду, оглядывается через плечо, и Мила снова кивает.

– Сейчас! – шепчет Мила.

Фелиция бежит, Мила пытается снова копать, но все ее тело парализовано, и она может только смотреть, не дыша, как задуманное ею медленно разворачивается перед глазами. Несколько бесконечных секунд кажется, что никто не замечает бегущую через луг малышку. Фелиция уже преодолела треть расстояния до поезда, когда один из украинцев наконец замечает ее и показывает рукой. Остальные поднимают головы. Один из них выкрикивает приказ, который Мила не понимает, и поднимает винтовку. Внезапно все взгляды прикованы к маленькому телу ее дочери, которая бежит, высоко поднимая коленки и широко раскинув руки, растерянная, словно может упасть в любой момент.

– Мамочка! – разрывает прозрачный воздух крик Фелиции, пронзительный и отчаянный.

Мила ждала этого, но все равно сердце разрывается от того, что ее дочь называет мамой светловолосую женщину. Ее глаза мечутся между Фелицией, немцем и украинцем с поднятой в ожидании команды винтовкой.

– Мамо! Мамо! – рыдает Фелиция между всхлипами, приближаясь к рельсам.

Немец смотрит на Фелицию, качая головой, похоже в замешательстве. Молодая женщина смотрит на Фелицию, затем ей за спину. Она тоже сбита с толку. Украинцы по периметру вертят головами и осматривают луг, пытаясь определить, откуда бежит ребенок. «Не смейте показать», – мысленно приказывает Мила, радуясь, что не начала копать вторую яму, для Фелиции. Никто не двигается. Через несколько секунд Фелиция добегает до поезда, и ее крики затихают, когда она обхватывает руками ноги красивой блондинки и утыкается лицом в ее пальто.

Мила знает, что должна копать дальше, но не может перестать смотреть. Молодая женщина опускает глаза на цепляющуюся за ее бедра кроху. Подняв голову, она смотрит на луг, в сторону Милы. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – говорит Мила одними губами. – Возьмите ее. Поднимите на руки. Пожалуйста». Проходит секунда, вторая. Наконец женщина наклоняется и берет Фелицию на руки. Она говорит что-то неслышное и кладет ладонь на затылок Фелиции, целует ее в щечку. Украинцы переглядываются, потом рявкают на засмотревшихся евреев, чтобы те возвращались к работе. Мила выдыхает, опускает голову, успокаивается. «Все хорошо. Теперь можешь дышать», – говорит она себе. Когда она поднимает глаза, Фелиция обнимает женщину за шею, положив голову ей на плечо, она еще тяжело дышит после бега.