Джорджия Хантер - День, когда мы были счастливы [litres]

Конечно, она ничего не могла поделать с поляками, которых услышала на Хлодной улице в мае, когда в последнем отчаянном усилии подавить восстание СС разрушило гетто до основания и ликвидировало оставшихся жителей.

– Эй, смотрите, евреи горят, – сказал один из поляков, когда Халина проходила мимо.

– Они получили по заслугам, – провозгласил другой.

Халине потребовалась вся сила воли, чтоб не схватить мужчину за грудки и не тряхнуть. В тот день она чуть не отбросила свою арийскую личину, чтобы сражаться вместе с евреями в восстании. Сопротивляться немцам независимо от того, насколько обреченной была попытка. Но она напомнила себе, что должна думать о родителях. О сестре. Она должна оставаться в безопасности, чтобы уберечь семью. И поэтому она смотрела издалека на горящее гетто, и сердце ее переполняли скорбь и ненависть, но еще и гордость: никогда до этого она не видела такого героического акта самообороны.

Офицер прижимает трубку к уху и сердито смотрит на нее. Она отвечает таким же вызывающим гневным взглядом. Через минуту на другом конце провода отвечают.

– Я бы хотел поговорить с герром Деном, пожалуйста, – говорит офицер.

Следует долгая пауза, затем в трубке раздается другой голос.

– Герр Ден. Прошу прощения за беспокойство. У меня на вокзале есть кое-кто, утверждающий, что работает на вас, и у меня есть причины считать, что она не та, за кого себя выдает.

Молчание. Халина перестает дышать. Она сосредотачивается на своей позе: плечи вниз, спина прямая, колени и ступни плотно прижаты друг к другу.

– Она утверждает, что ее фамилия Бжоза. Б-Ж-О-З-А.

На линии тихо. Ден повесил трубку? Какой у нее запасной план? Она слышит голос своего работодателя, но не может разобрать слова. Что бы он ни говорил, тон у него сердитый.

Должно быть, связь не слишком хорошая, потому что офицер говорит медленно, отчетливо произнося каждое слово.

– По документам она христианка.

Ден снова говорит. Теперь громче. Офицер, хмурясь, относит трубку от уха, пока рык не замолкает. Халина улавливает некоторые слова: «стыдно… уверен… лично».

– Вы уверены. Хорошо, хорошо, нет, не приезжайте. В этом нет необходимости. Я… да, я понимаю, сделаем, герр Ден, сейчас же. Еще раз прошу прощения, что побеспокоил вас.

Офицер с силой кладет трубку на место.

Халина выдыхает. Встав, она хлопает ладонью по столу.

– Мои документы, – говорит она с отвращением.

С хмурым лицом офицер пододвигает к ней удостоверение. Халина хватает его.

– Возмутительно, – ворчит она достаточно громко, чтобы офицер услышал, после чего разворачивается и уходит.

Январь-март 1944 года. Союзники в попытке обеспечить наступление на Рим начинают серию безуспешных атак на немецкие укрепления в Монте-Кассино в регионе Лацио в центральной Италии.

Река Сангро, центральная Италия

апрель 1944 года

– Надеюсь, это важно, – говорит Отто, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди.

Генек кивает, подавляя желание зевнуть. Из-за монотонного баюканья дождя и горохового супа в желудке – эта последняя порция была такой густой, что ложка стояла в миске, как древко, – его клонит в сон. У входа в столовую палатку Павляк, их командир, с серьезным лицом поднимается на деревянную платформу в метр высотой, что-то вроде трибуны, с которой произносит все свои речи.

– Похоже, сегодня он по делу, – замечает Генек.

Разговоры в палатке стихают, и все глаза обращаются на широкоплечего капитана.

– Ты и в прошлый раз так говорил. И в позапрошлый, – фыркает Отто, качая головой.

Весь апрель Генек и Отто вместе с прочими сорока тысячами солдат Андерса просидели на берегах итальянской реки Сангро. Их позиция, как показал Павляк на карте, когда они прибыли, стратегическая – в двух днях пути от Монте-Кассино, немецкой крепости в ста двадцати километрах на юго-восток от Рима. Кассино – старинный каменный монастырь, построенный более тысячи четырехсот лет назад на высоте пятьсот двадцать метров над уровнем моря. Но, что более важно, это важный узел оборонительной линии нацистов. Немцы используют его в качестве наблюдательного пункта, чтобы высматривать и убивать любого, кто приблизится. Союзники трижды пытались захватить его, но пока монастырь остается неприступным.

– Может быть, сегодня будут другие новости, – предполагает Генек.

Отто закатывает глаза.

Несмотря на жалобы Отто, Генек рад, что друг рядом. Он – единственная постоянная в его жизни с тех пор, как они оставили Херту, Юзефа и жену Отто, Юлию, в Тель-Авиве, чтобы вместе с армией пересечь Египет и Средиземное море на британском корабле до Италии. Они стреляли из своих автоматов только на учениях, но мужчины без слов понимают, что, когда наконец придут приказы и им придется целиться в живых людей, они будут присматривать друг за другом и за семьями, если с одним из них что-нибудь случится во время боя.