Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

Школьники окружили ее в это утро тесной гурьбой и, перебивая друг друга, рассказывали о виденном, делились своей заветной мечтой — попасть на войну. Если им дадут винтовки и хотя бы один пулемет, они перебьют фашистов — и тогда войне конец.

А Леся вслушивалась в их болтовню и никак не могла понять, о чем они толкуют и что от нее хотят.

Не представляла себе, зачем она вообще сюда пришла, оставив Руту одну в саду. Столько еще нужно ей рассказать!

Леся встрепенулась. Она вспомнила, что сегодня должна была отправиться с учениками в лес. Как же им получше объяснить, что не до прогулок теперь?

Часа три спустя по радио передали о внезапном нападении фашистских орд на нашу страну, о тяжелых боях на земле и в воздухе…

Звуки радио заглушались отдаленными разрывами.

Люди прислушивались к этому грохоту, затаив дыхание. Какое-то странное чувство овладело всеми. До сознания никак не могло дойти, что началась война. Ведь это полное безумие! Сколько забот у каждого, а тут вдруг ни с того ни с сего — война. Чудовищно. Сон это, что ли? Кошмар в сновиденьях? Но вот уже прискакали на взмыленных конях Мазур и Гатчинский. На площади возле Дома культуры они спешились. К ним ринулась толпа — стар и млад. По лицам приехавших можно было догадаться, что произошло нечто невероятное. И, кроме всего прочего, они рассказали, что действительно станцию и большую нефтебазу поблизости вокзала начисто разбомбили.

Шум, плач, споры, которые возникали то тут, то там, вдруг неожиданно оборвались. Люди притихли. Стояли неподвижно.

Взоры были обращены в ту сторону, откуда донесся приглушенный грохот моторов. Там, на западе, что-то происходило. Было такое впечатление, что все рушилось. Земля слегка вздрагивала, будто во время землетрясения… Клубы дыма постепенно заслоняли чистую линию горизонта…

Леся и Рута стояли в стороне от толпы. Они растерянно смотрели на почерневших от горя председателей, на взмокших, загнанных лошадей, которые паслись на обочине дороги.

— Беда обрушилась на нас… — прошептала Леся, — страшная беда…

Рута взглянула на подругу затуманенным взором и тихонько ответила:

— Не надо падать духом, родная, не надо терять надежды… Не может долго длиться война. Наши не позволят этим гадам ползать по советской земле…

— Я тоже так думаю, Рута, — сказала Леся, — ты права, надо крепиться, не терять надежды. Но от тяжести никуда не денешься…

— А кто говорит, что это легко?

Люди утверждают, что добрые дела начинаются с утра, когда голова свежа и ты знаешь, что должен сделать…

На сей раз все было не так.

С утра люди начинали необычные, тяжелые дела, от которых сердце рвалось на части.

Топорами, ломами, лопатами разбивали все, что нельзя было с собой увезти.

Впервые сюда ворвалось необычное слово, давившее на мозг, слово, которого до сих пор, кажется, никто и не слыхал:

— Эвакуация…

Горели подожженные кладовые с зерном, разрушались новые, недавно возведенные здания, которыми все гордились. Разнесли помещение электростанции — теперь это никому не нужно! Если враг ворвется, пусть застанет мрак, развалины, пустошь…

Уже разбили здание винодельни и завалили винные подвалы, порубили огромные чаны, над которыми Менаша-бондарь столько трудился, выкатили бочки с вином и вылили его в овраг. Красное как кровь, текло оно к реке, к крутому яру…

Причитали женщины, убивались, плакали дети. Люди со слезами прощались с родной землей, щедро окропленной потом и кровью дедов и прадедов, прощались с родными очагами, где родились и выросли целые поколения виноградарей, где познали радость и горечь. Со всем этим пришла пора расставаться…

Над Ружицей, над Лукашивкой стояла черная завеса дыма, никто не тушил пожары. Своими руками разрушали то, что было добыто.

Столько труда было сюда вложено! Теперь нужно все это сжечь, уничтожить, чтобы зола, пепел и головешки достались клятым захватчикам, чтобы они захлебнулись в дыму. Эта земля встретит ненавистного врага пустыми коробками домов.

Вот уже выгнали на дорогу стадо. Над округой поднялась туча пыли, которая выедала глаза, вызывая слезы.

Повсюду нагружали возы, фургоны и кибитки домашним скарбом. Коров и коз привязывали к задкам подвод. Старые люди, больные и дети устраивались на узлах и мешках, проклиная лиходея, который нарушил мирную, спокойную жизнь, неся с собою ужас и горе.

Ничего не понимающая детвора мчалась по улицам, шумела, играла в войну…