Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

Несколько минут Симха следил за ним, затем легонько толкнул его локтем в бок.

— Скажи-ка, Тарас, как ты смотришь на пруссаков?

— На каких? — вместо ответа спросил тот после длительной паузы. — На тех, которые на печи ползают, или на немецких вояк? Нехай они околеют! Погибель на их голову!.. Я бы тебе ответил, да никто Тараса не спрашивает. Тарас Моргун простой ездовой в артели. Пусть за него говорит Петро Гатчинский. Снял меня с должности и сунул кнут в руки, будто Тарас больше ни на что не годен! — Он кивнул на кнут, торчавший из-за голенища кирзового сапога, сплюнул. — А ты думаешь, я не смог быть председателем? Ну, да ничего, он еще пожалеет…

— Чудак ты человек! — сказал Симха Кушнир. — У тебя нынче хорошая работа, спокойная. Я бы с тобой поменялся. Ездишь себе помаленьку — цоб-цобе — и дышишь свежим воздухом. Голова у тебя не пухнет из-за хозяйства, как у Петра… Но не время теперь, браток, для обид. Ей-богу, незачем глупостями заниматься… Разве не видишь, что на свете творится? Гитлер уже поляков поработил, австрийцев, чехов оккупировал… По Франции разгуливает. Не исключено, что и на пас сунется, сукин сын!..

— Не сунется!.. Кишка тонка!.. — ответил Тарас. — А вообще-то я политикой уже не занимаюсь. Пусть Петро Гатчинский. У него большая голова, ему и карты в руки… А я теперича человек маленький…

— Эх, Тарас, от тебя я такого не ожидал, — возмутился Симха, но, увидев на тропе идущих рядом Шмулика Сантоса и Лесю Матяш, обрадовался и поспешил им на встречу. Поздоровавшись, сказал: — С ними разговор не получается. Ничего-то они не понимают. Я им толкую, что гроза надвигается, а Мейлех молча орудует стамеской. Тарас же Моргун только об одном и говорит, как его заставили взять в руки кнут и стать ездовым. У него и мысли нет, что немцы могут повернуть дышло в пашу сторону… Тогда солоно придется.

Леся вскинула на бухгалтера затуманенные грустью глаза, не понимая, что он говорит и чего от них хочет. Утром любимый уходит, и кто знает, когда вернется. Ей теперь ничего не нужно. Ничего она больше не желает — только бы ее оставили наедине с любимым. Больше она ни о чем не могла думать, а Симха все болтает и болтает, не замечая, что мешает им.

Леся шагала молча, опустив голову. Солнце плавно катилось к закату — огромное, багровое, занавешивая полнеба необъятным красным полотнищем и отражаясь на поверхности Днестра.

Легкий ветерок трепал льняные волосы девушки. Она искоса взглянула на спутника, поправила легкую, вышитую яркими узорами блузку, покраснела, поймав на себе его нежный, влюбленный взгляд, и чуть заметно улыбнулась.

Молодой Сантос тоже не произносил ни слова. Он не прислушивался к тому, что говорил бухгалтер, несмотря на его взволнованный топ. Парень так же, как и его подруга, не мог дождаться, когда Симха уйдет. А тот не унимался, все что-то говорил, и Сантос кивал головой: мол, я со всем согласен, но конечно же не слушал его. Мысли парня были заняты другим. Он прощается сегодня с Лесей — и одно только это его волнует.

Между тем Симха Кушнир доказывал, что если бы прислушались к его советам, все выглядело бы совсем иначе. Намного лучше. Но что поделаешь, если никто к его советам не желает прислушиваться. Он не понимает ныне, почему местное начальство не соберет митинг на площади и не сообщит людям о надвигающейся опасности.

Шмулик Сантос продолжал кивать головой: мол, все правильно, только пощади, дорогой, оставь нас со своими советами. Не до этого нам.

Должно быть, мысли парня все же наконец дошли до бухгалтера, и он неожиданно замолк. Симха окинул быстрым взглядом стройную девушку, ее красивые ноги, пышные волосы, которые трепал ветер, и его лицо озарилось доброй улыбкой. Совсем некстати странные мысли пришли ему в голову, он смутился и чуть покраснел. Словно прирос к месту: стоял неподвижно на извилистой тропе, ведущей к лесу и волшебному роднику, и мечтательно смотрел вслед жениху и невесте.

До него только теперь дошло, как неосмотрительно и даже по-стариковски глупо он надоедал парню и девушке своей неуместной болтовней. Ругал себя за то, что так некстати пристал к людям. В самом деле, до политики ли им теперь?

И Симха Кушнир, по натуре человек не завистливый, все же невольно позавидовал этому вихрастому черноглазому парню.

Он издали махнул им вслед рукой и прошептал тихонько:

— Будьте счастливы, ребята! Пусть вам стелется светлая дорога. Какой же все-таки я чудак. Целую жизнь прожил на земле, ужо с ярмарки возвращаюсь, а никогда не испытывал такого счастья, какое сын Гедальи испытывает. Не суждено, видно, было, вот и остался бобылем…