Павел Журба - Александр Матросов [Повесть]

Матросов с нетерпением ждал, что скажет Лидия Власьевна. Конечно, теперь она тоже будет против его кандидатуры. Еще бы, — столько наговорили плохого о нем! А ведь если честно подумать, — ребята говорили правду. Ну, может, несколько и преувеличивали (кое в чем он действительно подтянулся).

Вот, наконец, Лидия Власьевна поднялась, поправила волосы на виске. Так знакомо ее лицо, — ее карие глаза, то ласковые, то укоризненные, гладко причесанные седые волосы, синяя вязаная кофта. Все знакомо, как у родной матери. Тем более горек будет ее упрек.

— Будьте же и к себе требовательны, как к Саше Матросову, — сказала Лидия Власьевна, чуть улыбнувшись. — Тот, кто ищет в человеке только дурное, сам дурной человек. Хороших людей гораздо больше, чем нам кажется. Но хорошим надо стать, решительно вытравляя в себе все дурное. Что же касается Матросова, то тут говорили правильно: он старается быть лучше, и я надеюсь, что он исправится, подтянется и поработает классным организатором.

— Верно! Годится! — зашумели ребята.

Большинство одобрило его кандидатуру, и он был избран.

Тогда Лидия Власьевна обратилась к Матросову:

— Доверие товарищей — это самая большая награда для человека. Ведь доверяют только честным людям. Оправдай это доверие в любых обстоятельствах.

Его взволновали эти слова.

Вскоре на уроке истории древнего мира учительница спросила Тимошку:

— Ну, Щукин, что ты знаешь об ассиро-вавилонской культуре?

Тимошка встал и, несмотря на вчерашнюю ссору с Сашкой, умоляюще взглянул на него, чтобы тот подсказал. Но Сашка опустил голову. «Значит, сердится, — подумал Тимошка, — и помочь не хочет. Пропал я теперь…»

— Ну, что ты знаешь о культуре Двуречья? — спросила Лидия Власьевна. — Кто ее создатели? Кто такие шумеры? — доброжелательно задавала она наводящие вопросы.

Щукин промычал что-то и умолк.

— Что называется Двуречьем? Какая долина между Тигром и Евфратом?

Тимошка в смятении пыхтел, переступая с ноги на ногу, стреляя глазами по сторонам, в поисках подсказки. Даже выписанные им на шпаргалке «имена и даты» вылетели из головы.

В классе послышался шепот, потом тихий говорок. Кое-кто поднял руку. Матросов сочувственно взглянул на незадачливого друга и поспешно отвернулся.

— Ну, Щукин, от кого и чему научились ассирийцы и вавилоняне? Была ли у них письменность и какая? — спрашивала учительница.

Щукин молчал. Не поднимал головы и Матросов.

Лидия Власьевна, заметив необычайно унылый вид Матросова, спросила его о фараоне Хеопсе. И Матросов с увлечением бойко заговорил.

Его слушали внимательно, с интересом, что было признаком успеха. Приободрившись, он добавил от себя, что, мол, фараоны на костях многих тысяч людей по глупому капризу, чтобы возвеличить себя, возводили гигантские бесполезные сооружения, затрачивая несметную человеческую силу, какой хватило бы на строительство оросительных каналов для всей страны, изнывавшей от безводья.

Лидия Власьевна остановила Матросова:

— Довольно. Молодец. Ставлю «пять».

И он сел, взволнованный, сияющий. Пусть знают ребята и учительница, что неплохо начал он оправдывать их доверие. Потом взглянул на Тимошку. Тот, уткнувшись в парту, смахивал слезы. Сразу померкла и радость Александра.

— Почему ты мне тихонько не подсказал? — накинулся он на Матросова на перемене. — Теперь я пропал с этой проклятой двойкой. На весь год позор. А еще братишкой называешься. По-дружески это — не выручить, когда товарищ погибает?

— Не развлекался бы в клубе, а читал — не погибал бы.

— Ага! Ты мстил мне. Но почему ты даже писульку не подсунул? Жалко было? Да? Сам выскочить хотел?

— «Почему, почему»!.. — рассердился Матросов. — Потому, что я и сам не знал!

— Ах, ты не зна-ал, — ехидно усмехнулся Тимошка, втайне радуясь такому открытию. — Ты не знал, но у тебя пятерка, ты отличник! А я все хорошо знал, кроме этой несчастной ассиро-вавилонской культуры, а у меня — двойка. Петля на шее. Честно это, по-твоему? Да?

— Но ведь подсказывать нельзя. Понятно тебе?

— Врешь, другу тайком можно!.. Это ты никчемный такой друг… Да что толковать, раз ты и сам не знал, отличник липовый, — язвительно твердил Тимошка.

Горе Тимошки так угнетало Матросова, что он был сам не свой. И верно, прав Тимошка: несправедливо получилось. Удача Александра — случайная удача, и отличную отметку он получил незаслуженно, даже бесчестно, скрыв от всех свое плохое знание предмета; значит, он обманул и товарищей, и любимую учительницу.