Иван Кононенко - Не вернуться назад...

Выстрела я не услышал или не обратил внимания. Когда я вытянул правую руку с автоматом, что-то ударило в приклад, тут же одеревенела рука, пальцы в варежках разжались, и автомат остался лежать на снегу. Я попытался взять его, но пальцы не слушались. Кто-то толкнул меня сзади в сапог, чтобы я не задерживал движения. Я схватил автомат левой рукой и пополз, не понимая еще, что случилось с правой. Ползший впереди меня был уже метрах в десяти-пятнадцати, и я попытался его нагнать, да и задний, как говорится, наседал мне на пятки. Когда мы добрались до оврага, я понял, что ранен: правый рукав был полон теплой липкой крови, рука не слушалась и была очень горячей.

Подползший ко мне помкомвзвода сердито спросил:

— Что с тобой, что ползешь как сонный?

Я сел на снег и расстегнув маскхалат, стал заглядывать в рукав шинели, как будто мог что-нибудь там разглядеть в темноте. Кровь закапала на снег.

— Давай быстро в расположение, к санинструктору в землянку, — скомандовал помкомвзвода, увидев, что я ранен.

Взяв в левую руку автомат, пригнувшись, я поспешил оврагом в расположение.

Санинструктор стащил с меня маскхалат, шинель и, разрезав рукава гимнастерки и нижней рубашки, промыл и перевязал рану. Ранение сквозное пулевое ниже локтя, по тем временам пустяковое. Но рука уже припухла. Появилась боль. Подташнивало.

Санинструктор сказал:

— Оставайся до рассвета в землянке, и мы тебя отправим вместе с другими ранеными, или, если можешь, иди один. Нева замерзла. На том берегу спросишь.

Я выбрал второе. С помощью санинструктора оделся, подвязал руку бинтом и вышел из землянки. Снег прекратился. С Ладоги дул не сильный, но холодный ветер. Под ногами поскрипывало: подмораживало. Ночью снайперы отдыхают, поэтому, не пригибаясь и не придерживаясь траншеи, я пошел напрямик к Неве. Конечно, ночью тоже стреляют, и шальная пуля или осколок может достать так же, как и днем, но тот, кто побывал на переднем крае, ночью на эти вещи не обращает внимания.

Через несколько минут я добрался до Невы. Остановился на ее обрывистом берегу и посмотрел вниз. Темная полоса могучей реки, изогнувшись между высокими берегами, застыла в своем ледяном панцире. Что-то таинственное и грозное было в суровой картине замерзшей реки в эту зимнюю ночь. Чувствовалось дыхание недалекой Ладоги.

Я осторожно спустился к реке, потрогал ногой лед, хотя знал, что по нему уже ходят люди и перетаскивают легкие грузы на санях. Лед даже не скрипел подо мной, и я, как по тротуару, пошел к противоположному берегу. Пули тут не свистели. Только редкие снаряды с воем проносились надо мной в ночном небе, и потом слышался их глухой взрыв где-то далеко в тылу.

Я вышел к противоположному берегу в том самом месте, где три недели тому назад под вражеским обстрелом вскочил в лодку и поплыл на «пятачок». В этом месте к Неве подходит глубокий овраг. По его стенке выкопана траншея. Она спускается к самой реке.

…Тогда был марш. Долгий и трудный. В один из последних дней октября нас подняли очень рано. Судя по тому, что мы успели сделать до рассвета, то это было где-то сразу после полуночи. Оставив свои обжитые землянки и прихватив все, кому что положено, мы спустились в овражек, построились и затем направились в район сосредоточения. Там посидели на дорожку, а кое-кто даже вздремнул, и затем двинулись в путь, оставив нашу Московскую Славянку в надежных руках бригады морской пехоты, которая нас сменила. Витя, смачно зевая, проворчал:

— Кому это понадобилось поднимать нас в такую рань? Хотя бы кто сказал, где мы сейчас находимся и куда направляемся, а то идешь и не знаешь, зачем и куда.

Андрей ответил:

— Находитесь вы, товарищ Плотников, в районе Усть-Славянки, недалеко от Металлостроя, а куда направляетесь — это есть военная тайна.

— Ну вот, сразу все стало ясно, — заметил кто-то.

— Разговорчики! — негромко, но убедительно скомандовал помкомвзвода Собко.

От быстрой ходьбы сон пропал и настроение поднялось. Помкомвзвода ушел в голову колонны, и разговор возобновился.

— Что ни говори, а жалко уходить с насиженного места. Худо ли бедно ли, а больше месяца тут прожили.

— Но с другой стороны, оно как-то интересно побывать на новом месте.

— Ребята! А может быть, в Ленинград? А что, разве так не бывает? Выводят же части на отдых, на переформировку…

— Оно, конечно, неплохо бы после окопов и землянок в казарму.

— Поспать на свежей постельке.

— После баньки…