Огненные фарватеры

Конечно, шли такие отношения в экипаже не только от дружбы Антошина и Мошнина.

Почти половину команды «Осетра» составляли коммунисты. С их мнением считались все, начиная с командира. Через короткий срок наш «Осетр» был полностью отработан как боевой корабль. Сам командир дивизиона говорил об этом на подведении итогов боевого траления. Ну а скажи кто, что «Осетр» все еще буксир, — весь экипаж обиделся бы. И я — первый!

В августе в проливе Муху-Вяйн работали две пары тральщиков нашего 17-го дивизиона. На море держался штиль, и все бы ничего, но небо было безоблачным и от этого солнце раскаляло палубы кораблей, надстройки, пушки, пулеметы, тральные лебедки — в общем, все металлические части. Мы изнемогали от жары, от страшной духоты, висевшей над морем. Ночи не приносили прохлады. Отдыхать в каютах, в кубриках было делом невозможным. А что творилось у котлов, машин! Можно было только догадываться.

Несмотря ни на что, мы поддерживали на должном уровне боевую готовность. В любой момент в небе могли появиться «юнкерсы», а из-за островов выскочить вражеские корабли… Под килем же стояли мины — те самые, которые мы обязаны были тралить.

Сутки, другие, третьи. Много суток. Уже не одна мина подсечена тралами и уничтожена. Уже не один десяток миль пройден от вешки к вешке, от створа на створ. Я стоял на юте и внимательно наблюдал за обстановкой. В который раз взглянул на динамометр и вдруг увидел, что его стрелка прямо-таки прыгнула вправо и дошла почти до упора. Чертыхнулся про себя и подумал: «Мина!» Посмотрел за корму. Буйки трала сходились друг с другом и ныряли в воду, а наш «Осетр» вело в сторону соседа по тралению — «Шуи».

— Бегом на мостик! Доложите: в трале неподрезанная мина! — приказал я вахтенному наблюдателю Шарику, а сам с тревогой смотрел, как развиваются события. Осев на корму, тральщики остановились, хотя машины их продолжали работать.

— Что за новости? — спросил в мегафон командир.

— Что-то с тралом. Я думал, мина, а похоже, зацепились.

— Похоже или не похоже? — невольно прикрикнул Власов. — Ты мне локсодромии [5] Локсодромия — линия на земной поверхности, пересекающая все меридианы под одним и тем же углом. -мордодромии не разводи: вначале разберись, а уже потом присылай краснофлотца с докладом!

При чем тут были термины, почерпнутые у соболевского героя — капитана буксира «Сахар» Пийчика, оставалось для меня неясным, как и вопрос о том, что же происходит с тралом. Пока я знал только, что машины работают на «полный вперед» и, изнемогая от натуги, медленно вращается барабан тральной лебедки. А корма «Осетра» совсем осела в воду, и вообще корабль поволокло назад. Тралящая часть все же потихоньку наматывалась на барабан лебедки.

Я стоял у самого кормового полуклюза и глядел в воду. Обернулся на миг — оказалось, что на ют собралось полкоманды любопытных.

— Всем очистить палубу, остаться только тральному расчету! — приказал я, понимая, что, чего доброго, мы можем вытащить себе под корму мину. А там далеко ли до греха: упрешь ее «рогами» в срез кормы — и нет нашего «Осетра»! — Тральному расчету за лебедку!

Остался я совсем один на корме и наблюдаю, как выходит из воды тралящая часть, почти вертикально снизу… Подсчитал и понял, что самой тралчасти осталось не так-то уж много! От этого, да еще от неизвестности, нервы напряглись до предела. И вдруг на поверхности воды, сантиметрах в двадцати от среза кормы, появилась верхняя часть мины, черная, грязная, тронутая ржавчиной.

Никакой команды я подать не успел. Рядом кто-то истошно крикнул лишь: «Мина!» Я обернулся: никого за мной не было, и даже машинист тральной лебедки краснофлотец Риппинен стоял на шкафуте и непонимающе глядел на меня из-за машинного капа.

— Стой, ни с места! Трави! — крикнул я ему не своим голосом. — Лебедку трави, взорвемся! — и только тут с удивлением понял, что лебедка уже давно вращается в обратную сторону, трал травится и беда отошла. — Стоп лебедку!

Риппинен спокойно остановил барабан лебедки.

Авиация Балтийского флота уже в начальный период войны осуществила бомбардировочные удары по Берлину. С 8 августа по 4 сентября 1941 года балтийские летчики сбросили на германскую столицу 311 бомб общим весом более 36 тонн. Часть этих бомб доставляли к месту вылета самолетов моряки ОВРа.

В сложной обстановке совершались переход военных кораблей, транспортов и судов Балтийского флота из Таллина в Кронштадт в конце августа и эвакуация военно-морской базы Ханко в октябре — ноябре 1941 года. Большую опасность представляли минные заграждения противника, почти непрерывные атаки фашистской авиации, торпедных катеров. В этих трудных переходах участвовали и моряки-овровцы.