Игорь Бондаренко - Такая долгая жизнь

Нет, Пантелей Афанасьевич не сетовал: каждому — свое. Но если бы Анфиса все-таки была чуть ближе к нему, к его работе, Если бы…

Демид тот день запомнил на всю жизнь. Шел он не оглядываясь с увесистой котомкой за плечами, не спеша — спешить ему было некуда. Когда пыльный шлях на изломе под ногами пошел вниз, не выдержал, обернулся. Солодовка на горизонте еще горбилась спинами крыш, и над одной из них курился тоненький дымный столб — догорало его подворье.

Демид перекрестился и зашагал дальше.

Так шел он до вечера, чувствуя, как постепенно усталость тяжестью вливается в ноги, во все тело, вытесняя даже горькие думы из головы.

Спалось в стоге сена крепко. На другое утро Демид проснулся позже обычного, глянул на солнце. А оно, блестящее, как надраенный песком медный котел, над самой землей висит. Лучи острые — глаза слепят.

«Пусть лучше мне затылок греет», — подумал Заозерный и, свернув на проселок, зашагал на запад.

Путь этот привел его на Украину. Люди здесь и обличьем чернявые, и говором были похожи на солодовских. Земля тоже черная, жирная. Хаты беленые, под соломенными крышами. И было тут еще великое множество вишен. В Солодовке больше жердел, и цвели они розовым, а вишни белым, густо и нежно.

Как раз в пору цветения вишен добрался Демид до Винницкой области. Уже больше месяца он бартыжал. Сердце, болевшее в первое время после разлуки с хозяйством, утихло. На руках без работы помягчели мозоли. Но котомка за спиной опустела. На еду променял он суконную поддевку и австрийские солдатские ботинки на шипах. К подаяниям же не был способен, не привык, и потому тут же, под Винницей, в селе (как оно называлось, он и не запомнил), нанялся срубить овин.

В селе этом был колхоз. Пришлось иметь дело с председателем.

Председатель — мужичок росточка небольшого — оказался скуп и на деньги и на слова. Но Демид не сетовал: много ли ему надо? Главное — в душу не лезет с расспросами: кто да откуда?

На прощание председатель признался:

— Заплатил бы больше, да казна пуста. — И предложил: — Может, останешься?

Демид ответил, как отрезал:

— Не!

Тогда председатель достал из холщовой сумки две большие луковицы, шматок сала, две соленых огурца и бутылку самогонки.

— Всяко дело требует обмывки. Ты не против?

— Не откажусь.

Второй «пристанью» для Заозерного была большая стройка на реке. Возводили там невиданную плотину. В Вологодщине Демид сам делал запруды по надобности. Но не запруды то были, а игрушки. А тут задумали запруду через всю реку. Даже не верилось, что ее сделают.

Демид работал каменщиком на строительстве генераторного зала, как его называли. Но окончания строительства плотины и зала не дождался, заскучал.

Суетно было на большой стройке. Кладешь кирпичи, кладешь, а конца не видно. И не один кладешь, а рядом с тобой другие — десятки, сотни, а может, и тыщи… И сам ты как кирпичик в этой бесконечной кладке.

Стал Демид выбирать стройки поменьше, чтоб и работа была видна, и люди о тебе знали. К славе Демид относился спокойно, можно даже сказать, равнодушно. Но первую грамоту, полученную за ударный труд, бережно спрятал в сундук. Там же хранил позже и другие.

Окончив работу на одном месте, переезжал на новое. Да не сразу. Проживет деньги — а тогда уже и подастся. Услышал он как-то от людей: Крым — райское место. Сел и поехал в Крым. Работа ему везде найдется. Он и столяр, и плотник, и каменщик, и грузчиком может. Хоть жизнь уже и подбиралась к пятидесяти трем годам, силушка в руках еще играла.

Крым действительно место хорошее: много цветов, солнца, винограда.

В Крыму Демид ставил шпалеры для виноградников. Виноград — ягода сладкая, по тем временам редкая. В Солодовке ее, можно сказать, и не знали. А тут ешь сколько хочешь. И бесплатно. И какого только винограда не напробовался Демид: и черного, и сизого, крупного, как грецкий орех, и зеленого, круглого, как вишня, и продолговатого, как маслины, и побольше. В Крыму Демид и перезимовал. А следующим летом поехал на Кавказ пароходом. Пароходом раньше ездить ему не доводилось.

Двое суток крупная зыбь рябила море. Пол, тут его называли палубой, чудно ускользал из-под ног, уходил вниз, а то вдруг вскидывался, подбрасывал. Как на качелях. И в сон клонило. Точно как на качелях.

На Кавказе Демид долго не задержался. Кучерявый он, Кавказ. Горы зелено кучерявились, не то что в Крыму. Галька на берегу цветастая, отполированная, крупная. Море и тут и там красивое, как на картинке.