Игорь Бондаренко - Такая долгая жизнь

Все они имели опознавательные знаки — желтый металлический номер с буквой «R» и матерчатый — синим по белому было написано «OST».

Русским давали на день 250 граммов эрзац-хлеба, два раза баланду из брюквы и «каву».

Если русский отказывался от работы, никто его не спрашивал почему — его просто расстреливали. (Так в первые дни расстреляли несколько человек.)

На «Мариене» каждую минуту русские были под надзором полиции.

В уборную для немцев на заводе русский зайти не мог. Если он туда заходил, его избивали до полусмерти.

Убежища для русских на заводе были сделаны отдельно: канава глубиной до пояса, обложенная тонкими бетонными плитами. Наполовину они возвышались над землей и во время первой же бомбежки рухнули от воздушной волны и погребли сотни людей.

Если голодный русский во время раскопок после бомбежки нашел баночку маринованной моркови и припрятал — лагерь уничтожения.

На втором месте в «Новой Европе» были поляки. Поляки тоже были славяне и в конечном счете подлежали истреблению. Но Польша уже не имела армии, которая бы сражалась против Германии. С Польшей, как считал Гитлер, было покончено навсегда. Русских же предстояло еще сломить, запугать до смерти, и все средства для этого были хороши.

Цивильные поляки тоже жили в лагерях, но были расконвоированы, могли выходить в город и даже садиться в трамвай. Но везде они обязаны были носить на груди желтый металлический знак с латинской буквой «P». За связь с немецкой женщиной поляку тоже грозила смертная казнь.

После того как было образовано Генерал-губернаторство и Польша перестала существовать как самостоятельное государство, польские военнопленные, а их было несколько сот тысяч, были переведены на положение цивильных. Группа польских офицеров на «Мариене» отказалась это сделать, пожелала остаться «военнопленными» до конца войны.

В Ростоке было несколько лагерей военнопленных — русских и французских. Содержались они, конечно, отдельно. Русские военнопленные находились в таких же условиях, как и «восточные рабочие», то есть гражданские, угнанные в Германию.

Французские военнопленные тоже жили в лагерях под охраной солдат вермахта, но отношение к ним было другим. Французов, за редким исключением, не били. Баланда у них была съедобной. Два раза в месяц они получали посылки Красного Креста, которые шли через Швейцарию. В восьмикилограммовой посылке были бисквиты, шоколад, консервы, сигареты.

В Ростоке и на «Мариене» цивильные венгры, итальянцы, греки, бельгийцы, голландцы, словаки, хорваты, чехи тоже жили в бараках, в лагерях. Кормили их лучше, чем поляков. Они могли пользоваться общественным транспортом, бывать в кино. На работе они все носили зеленый знак на левой стороне груди с буквой «A» (ауслендер — иностранец). Они имели право в городе этот знак не носить.

Жизнь в лагере и на работе все время проходила на людях. В «Спорт-Паласте» было более двух тысяч человек, на «Мариене» работало двадцать тысяч. От людей нигде нельзя было спрятаться, нигде нельзя было найти уединения, побыть с самим собой, со своими мыслями. Разве что ночью, на нарах под одеялом. Ночью под одеялом Володя Путивцев и думал свои невеселые думы.

Все близкие остались за тридевять земель. Расстояние от Ростока до Таганрога в Володином воображении измерялось не километрами, а временем, которое они были в пути. Дальше Ростова в своей прежней жизни Володя не ездил. Когда отца направили во Владикавказ, он был слишком мал, чтобы запомнить этот переезд. А до Ростова дорога поездом занимала всего три с половиной часа.

Сюда же, в Германию, их везли две недели. Четыре дня гнали из Таганрога до Мариуполя. Всего получалось восемнадцать дней. Немыслимое расстояние. Разве убежишь отсюда?

Но осенью из лагеря русских военнопленных бежали трое. В лесу они набрели на дом лесника, убили его, забрали одежду, переоделись… Их поймали на другой день: одежда не по росту, денег не было. Немецкого языка они не знали. Да и все — обличье, лицо, манера держаться — выдавало: чужеземец.

Беглецов повесили прямо в лагере для острастки.

Пробовали бежать из «Спорт-Паласта». Их возвратили под конвоем на третий день. Лагерфюрер Ранге проявил «гуманность»: отправил их не в лагерь уничтожения в Барт, где тоже был завод Хейнкеля, а в команду «Бомбензухен».

Англичане применяли бомбы замедленного действия. Такая бомба зарывалась в землю на глубину в пять-шесть-семь метров и ждала там своего часа. В назначенный срок часовой механизм срабатывал, бомба взрывалась через сутки, двое, трое, а бывало, и через десять… Взрывы эти, конечно, нервировали немцев, мешали работе. Если бомба попадала, скажем, в цех, работа прекращалась, пока бомбу не откопают и не взорвут. Откапывали бомбы команды «Бомбензухен». Составлялись они, как правило, из провинившихся или из заключенных концлагерей. Откопаешь до взрыва — твое счастье.