Игорь Бондаренко - Такая долгая жизнь

— Ну, где же твои стихи? — спросил Пазон уже приветливее.

Чуть запинаясь от волнения, Володя стал читать. Стихи и Вале, а главное, Пазону понравились.

— А можно, я буду стихи для вас писать? — неожиданно выпалил Вовка.

— Для кого это — для нас? — снова насторожился Пазон.

— А ты будто не знаешь? — Володя старался ответить как можно «умнее», осторожнее, как настоящий подпольщик.

— Тебе сколько лет? — спросил Юра.

— Четырнадцать. — Если бы не Валя, соврал, наверное бы.

— Да… — многозначительно промолвил Пазон.

Обида захлестнула Володю.

— Да что я, маленький?.. Сам мои стихи похвалил…

— А стихи о пионерском галстуке написать можешь? — неожиданно спросил Пазон.

— Смогу…

— Хорошо, напиши стихи и передай Вале… А эти мне можешь дать? — снова спросил Пазон.

— Конечно…

— Только смотри!.. Никому об этом ни слова!

— Могила! — пообещал Вовка.

Иногда Ксеня и Вовка ходили на Стахановский. Старались бывать там пореже. Неловко. Мать Михаила, Анастасия Сидоровна, никогда не отпустит, прежде чем не накормит картошкой, соленьем. Анастасия Сидоровна, Максим и Нина Путивцевы тоже жили трудно. Кое-что дали им осенью приусадебные участки, что-то в магазинах получили перед отступлением наших, но ртов у них больше: Максим, Фекла, Нина, Анастасия Сидоровна да трое деток. Семеро душ. Ну-ка, прокорми такую ораву!

Максим пытался было пройти в Солодовку, надеясь разжиться чем-нибудь у дядьки Мартына. Дядька Демка отступил с нашими. Но в Солодовку Максима немцы не пустили — фронт!

Максим в последнее время выглядел совсем плохо. Одежда висела на нем как на вешалке… И кашель… Проклятый кашель… Ни днем, ни ночью покоя не давал.

Анастасия Сидоровна тоже выглядела плохо. Сильно она сдала, после того как в августе получила похоронку на Алексея. Но была она такой же подельчивой и доброй, как и до войны.

— Ешь, ешь, внучек, — подкладывая Володе в тарелку горячего картофеля, говорила она. — Давай, Ксеня, и тебе подложу…

— Не надо, мам, я уже наелась, — глотая слюну, отбивалась Ксеня.

— Не слухайте ее, мамо, — вмешался Максим и спросил: — Ты нэ чула, шо нимци хотят завод наш восстанавливать!? Балакают, шо уже инженеры-нимци понаехали…

— Нет, я не слышала об этом… Что они там восстановят?.. Все ведь взорвано… Развалины одни… Наверное, никогда его теперь не восстановят…

— Був я на днях у цеху, — признался Максим. — Взрывчатка там зробыла нэмало… Та ще не все…

Услышав разговоры о том, что немцы хотят восстанавливать завод и ремонтировать свои танки, Максим решил собрать в цехе все бронзовые и медные детали и спрятать их. Без этих деталей немцы цех не восстановят… Сначала к этому делу он хотел было привлечь Вовку. Потом передумал. Дознаются немцы — одно наказание: смерть!.. Чувствовал Максим, что жить ему осталось недолго, а Вовка ведь совсем еще хлопчик…

Договорился он с двумя старыми товарищами, вальцовщиками. Втроем, через день после, того как на Стахановском побывала Ксеня с Вовкой, отправились они в цех.

Часть деталей из цветных металлов, разбросанных взрывами, валялась просто на полу. Другие пришлось извлекать, раскручивая крышки подшипников на покореженных взрывами прокатных станах и электромоторах…

За несколько дней сделали они эту работу. Сложили детали в мешки и надежно спрятали в канавах и других похоронках, забросав эти места разным хламом.

В последний день работы, выходя из цеха, Максим увидел листок из школьной тетради, приклеенный к стенке. Это были стихи о заводе. Особенно Максиму запомнились строчки:

В один из теплых майских дней Володя и Ванька Смиренко побежали на Ленинскую. Володя накануне передал через Валю Пазону стихи о пионерском галстуке.

То, что его стихи о заводе появились расклеенными на воротах и стенах цехов, он узнал от дяди Максима. Обрадованный, побежал к заводу. Там уже стояла охрана у проходной. После того как на заводе стали находить листовки, немцы больше не снимали охрану. Передав стихи о пионерском галстуке Пазону, Володя надеялся, что и они будут развешаны по городу. Вот он и звал постоянно Ваньку Смиренко в город: именно там, на афишных тумбах, на заборах, время от времени появлялись листовки и сводки Совинформбюро.

Как хотелось Володе хотя бы намекнуть Ваньке о… Но о чем? Он ничего такого еще не сделал… Кроме того, дал клятву Пазону: никому ни слова. Придет время, и Ванька все узнает… Вот тогда он ему и припомнит и Пушкина, и Лермонтова…