Игорь Бондаренко - Такая долгая жизнь

Брэндэндж будто и не ждал от него ответа.

— Посмотри в зеркало, — сказал он, — за нами хвост.

Топольков глянул в боковое зеркало и увидел, что следом за ними, даже не скрывая этого, на небольшом расстоянии идет черный «мерседес». За последние дни этот «мерседес» он видел трижды…

Дома Тополькова ждало письмо от Маши:

«Я считаю дни до нашей встречи. Диплом я получу числа восемнадцатого. Девятнадцатого буду в Москве. Значит, из Москвы я смогу выехать числа двадцатого, в крайнем случае двадцать первого…»

— Моя жена вскоре собирается приехать ко мне. Но я хочу написать ей, чтобы она пока не выезжала… — Топольков сказал послу.

— Ни в коем случае, — заявил тот. — Разве вы не знаете, что наши письма перлюстрируются?

— Тогда разрешите мне воспользоваться дипломатической почтой? — попросил Юрий Васильевич.

— Вам хорошо известно, что дипломатическую почту использовать в личных целях запрещено.

— Но разве вы не видите, какая обстановка? — стал горячиться Топольков.

— Не паникуйте, не поддавайтесь на провокации!

Топольков все-таки написал письмо на свой московский адрес. «Дойдет!» — решил он.

«Не торопись, Маша, пока выезжать. Мы можем разминуться. Возможно, на днях я вылечу в Москву. Жди моего письма…»

Топольков не знал, что германское министерство почт уже получило приказ о задержании корреспонденции в Советский Союз…

Инна родила в марте сына. Забот в семье сразу прибавилось. Особенно доставалось бабушке: она поставила кровать в комнату дочери и поднималась к ребенку ночью, когда нужно было его перепеленать.

Мальчик был крепеньким, беспокойным: не умолкал ни на минуту — когда не спал, — или кричал, если был голоден, или агукал, если бывал «в настроении» и лежал в теплом и сухом.

На семейном совете решили назвать его Алексеем. Алешей, Алешкой, Алешенькой, Лешкой…

Получив отпуск, Пантелей сказал Анфисе:

— Вот, мать, мы и дождались: едем в Таганрог вместе и будем отдыхать полный срок.

— А как же Алешка? — спросила Анфиса.

— Поезжайте, мама, поезжайте… — сказала Инна. — Борис будет помогать мне, управимся…

— Хотите хоть на месяц избавиться от тещи?

— Ну как вы можете так, мама?..

— Я пошутила, пошутила… Раз управитесь — значит, мы с отцом едем.

В Таганроге у Анфисы только и разговору было, что об Алешке: «Наш Алеша не такой…», «У Алеши голос, как иерихонская труба…», «Леша все понимает и узнает меня, и Инночку, и деда».

— Сообразительный… В бабушку пошел… — Пантелей иногда подтрунивал над женой.

Раньше, когда они были молоды, этого не бывало. А теперь как-то само собой сложилось, что он подтрунивал ласково, без неприязни, но подтрунивал.

Анфиса для виду сердилась:

— Почему же в бабушку, скорее, в дедушку, такой же умный…

Пантелей и Анфиса остановились на Амвросиевской у Ксени.

Вечерами после работы вся родня собиралась на Амвросиевской. Пили в сумерках чай со свежими вишнями, слушали рассказы Пантелея о его работе, поездках за границу, вспоминали прошлое, молодость, только Вовка не принимал участия в этих чаепитиях. Наступал вечер, раздавался тихий свист за калиткой, и Вовка незаметно исчезал.

— Это товарищ тебя зовет? — спросил однажды Пантелей Афанасьевич.

— Ага!

— Что это вы, как казаки-разбойники, свистом друг друга вызываете? Чего он в дом не зайдет?

Вовка чуть смутился:

— Да я говорил ему, а он…

Как-то Пантелей Афанасьевич проводил Володю до калитки и увидел Володиного товарища.

— Здравствуйте, товарищ комбриг, — бойко поздоровался тот.

— Ты меня знаешь?

— Конечно.

Парень был постарше Володи, но небольшого роста, коренастый. Звали его Иван Смирный. Фамилия — Смиренко, но прозвали его ребята Смирный.

— Он действительно такой смирный? — спросил Пантелей Афанасьевич Володю.

— Он такой «смирный», что его не только на Касперовке боятся, но даже на Черном мосту, — с гордостью сказал Вовка.

— А на первый взгляд этого не скажешь: ростом мал, да и вообще…

— Ростом он мал, но руки у него железные. Вот попробуйте как-нибудь сбить его с ног — ничего не получится. Он приемы всякие знает и без ножа обходится…

— Без ножа?

Вовка покраснел: проговорился.

— Да, без ножа.

— А у тебя есть нож?

— Нету… — не колеблясь, ответил Вовка.

— Ну и правильно. Последнее дело — ножом…

Разговор этот взволновал Пантелея Афанасьевича. Когда-то Володя был маменькиным сынком. До четвертого класса Ксеня водила его в школу. Но не стало Михаила, переселились они на Амвросиевскую, Ксеня пошла работать, а Вовка, естественно, попал под власть улицы. Улица с ее неписаными законами была жестока к неженкам, маминым сынкам, каким был тогда Володя. Не раз, обиженный, забивался он в густой терновник во дворе, чтобы выплакаться. Но то время прошло: Вовка сам теперь мог дать сдачи кому угодно из своих сверстников, дружба же с Ванькой Смирным поднимала его и над ребятами постарше.