Амаяк Сирас - Арарат

— Но раз говорят «оставайся», — я подчиняюсь: вероятно, так нужно. А злые люди начинают сплетничать. И ведь другие, что расшибались в лепешку, лишь бы заполучить броню, живут себе спокойно, и никто о них не говорит. Вот хотя бы этот товарищ Асканаза… Может быть, слыхали о нем? Гаспар Гаспарович. Хорохорится так, словно без него весь тыл развалится!

Видя, что Ашхен остается равнодушной к его словам, Заргаров помолчал и, вздохнув, продолжал:

— Ну, конечно, иное дело военный подвиг. Вот какую известность приобрел Асканаз Араратян! Если и в этой дивизии проявит себя, — конец, уже не дотянешься до него.

— А почему бы ему не проявить себя и здесь? — спокойно возразила Ашхен.

— Ну да, об этом я и говорю. Да, Ашхен-джан, не забыть бы: завтра еду в сад. В котором часу можно застать тебя дома? Хочу завезти тебе и ребенку немного винограда.

— Пожалуйста, не беспокойтесь: я всегда покупаю на рынке.

— Ну, что за отговорки! Тут уж тебя не послушаю. Тартаренц просил меня, и я обязан выполнить его просьбу…

Раз Тартаренц просил, Ашхен не стала отнекиваться. На следующий день Заргаров привез виноград. Он снова завел речь о затруднениях на фронте, о своих обязанностях. Ашхен подкупило то, что Заргаров обещал и выполнил свое обещание — снабжать раненых госпиталя свежими фруктами. Через некоторое время Заргаров заметил, что Ашхен встречает его без прежней неприязни.

Как-то вечером Ашхен собиралась в ясли за Тиграником. В комнату вошел Заргаров. Видно было, что он только что побрился: лицо его лоснилось, от него шел резкий запах одеколона.

— Ашхен-джан, завтра воскресенье, поедем вместе в сад, отдохни немного.

— Не могу, я работаю завтра. Ожидается новый эшелон с ранеными.

— Ну, это не дело!.. Хотя ничего не скажешь, времена такие! А ведь такая газель, как ты, должна бы жить где-нибудь на прекрасной даче…

— Что ж, доживем и до этого!

— Ашхен-джан, неужели ты не замечаешь, что я… — замялся Заргаров, нервно потирая подбородок.

— А что такое? — с насмешкой спросила Ашхен.

— Ашхен, не бери греха на душу! — шагнув к Ашхен, воскликнул Заргаров. — Ведь уже больше года я знаком с тобой, и все это время сна и отдыха не знаю! Ашхен-джан… — и Заргаров обнял Ашхен.

Ашхен, которая слушала его, нетерпеливо выглядывая в окно, так резко повернулась, что руки Заргарова разжались, и левой рукой наотмашь ударила его по лицу.

Заргаров обомлел. Схватившись рукой за побагровевшую щеку, он испуганно моргал, как бы не веря в реальность происшедшего. Опомнившись, он попытался превратить все в шутку. Но раскрасневшаяся от гнева Ашхен яростно воскликнула:

— Негодяй, если б я не презирала тебя, то сообщила бы кому следует о твоем низком поступке! Пока же хватит с тебя и этой пощечины.

Заргаров смиренно молчал: может быть, его смирение заставит Ашхен пожалеть о своей суровости…

— Пока хватит и этого! — с гневом повторила Ашхен. — А теперь убирайся!

— О, в каждом слове — жало змеи… — пробормотал Заргаров. — Так прекрасна лицом и так злобна душой!

— И ты еще говоришь о злобе? — с пренебрежением отозвалась Ашхен, вытирая руку платком. — Но мы, женщины, слишком снисходительны, Так-то ты заботишься о семье своего друга, ушедшего на фронт, да? Негодяй!

— Довольно! Как вы смеете оскорблять меня?

— Ах, так? Вот теперь будет довольно… — и лицо Заргарова обожгла вторая пощечина. — А это от имени всех женщин-армянок одному из тех презренных мужчин, которые в трудные для родины дни думают лишь о собственной шкуре!

— Кто дал вам право оскорблять?! — возмутился Заргаров.

— А что такое оскорбление для таких толстокожих, как вы? Убирайтесь вон и не смейте показываться мне на глаза!

— Ну еще бы! Жена героя!.. — сказал Заргаров.

— Вы не имеете права говорить о нем!

Заргаров продолжал стоять посреди комнаты, не двигаясь с места. Ашхен быстро подошла к двери, распахнула ее и сделала пренебрежительный жест в сторону Заргарова.

Ощупывая лицо, Заргаров вышел из комнаты.

Ашхен перевела дыхание. Долго еще она с удовлетворением вспоминала о пощечинах, отпечатавшихся на его лице.