Амаяк Сирас - Арарат

Шогакат, точно вся обратившись в зрение, глядела вслед поезду, и когда он скрылся за поворотом, почувствовала, что силы окончательно оставили ее. С помощью Михрдата она кое-как добралась до трамвая и всю дорогу до дома шептала: «Четверо…», по очереди называя заветные имена сыновей.

Михрдат довез Шогакат-майрик и Цовинар домой. Седа, оставшаяся дома из-за болезни сына, тревожно захлопотала вокруг свекрови.

— Да снизойдет покой на твою душу! — по-старинному простился Михрдат с Шогакат-майрик.

Войдя в садик перед своим домом, Михрдат помедлил перед ягодными кустами, посмотрел на зреющие плоды на яблоньках, начал полоть грядки, но вскоре почувствовал, что не может всей душой отдаться работе. Ему невольно вспомнился прошлый год, когда он с Наапетом и Асканазом мирно беседовал о красоте и величии Арарата, вспомнились его мечты о будущем Габриэла. Сердце сжалось. Самой тяжелой его заботой было сейчас состояние Сатеник. С того дня, как Габриэл выехал на фронт, Сатеник не знала покоя, постоянно болела, день и ночь говорила о сыне. Даже письма Габриэла не успокаивали ее. Михрдат всегда с тревогой входил в дом. Он постоянно внушал Сатеник, что она должна гордиться сыном, гордиться доброй славой, которую он завоевал в армии. Но Сатеник интересовало одно — когда она снова увидит сына…

— Увидеть бы только один раз, прижаться к его груди и так, на его груди, и умереть… — с плачем повторяла она.

Войдя в комнату, Михрдат увидел жену на коленях перед маленьким сундуком: она что-то перекладывала в нем. Михрдат услышал, как она приговаривает вполголоса:

— Умереть мне за вышитую твою блузу… ведь так любил надевать ее летом, заворачивая рукава выше локтя… умереть мне за сыночка… Неужели не было в городе девушки тебе по сердцу?! Хотя бы внучонка оставил мне в утешение!.. Вот и галстучек твой… вот и гребешок… Хоть бы прядку мне оставил, приложила бы к сердцу, чтоб не болело оно… Ах, пусть все беды твои на меня перекинутся, пусть я высохну, сгину!.. Габриэл-джан, сердце мое, жизнь моя, бесценный мой…

Когда она умолкла, Михрдат подошел к ней и сказал:

— Ну, вставай же, Сатеник, давай хоть сегодня пообедаем вместе. Ты Габриэла добрым и хорошим сыном вырастила — разве это малое утешение? Вот и сегодня опять на фронт сколько людей уехало! А если уж отсюда столько народу отправили, ты подумай, из других городов сколько приедут! Ведь есть еще Тбилиси, Баку, Москва, Саратов и я уж не знаю сколько… А ведь чем больше поедут, тем скорее избавимся мы от этих безбожников, и парни наши все живы-здоровы скоро домой вернутся… Ну, вставай же, садись со мной за стол!

Михрдат уговаривал жену и в то же время накрывал на стол. Сатеник с трудом поднялась с пола но, не удержавшись на ногах, опустилась на стул и чуть слышно сказала:

— Поставила я обед… Погляди-ка в кухне…

Михрдат никогда еще не видел жену такой подавленной. Он взглянул на варившийся на керосинке суп, приправил зеленью и пряностями. Немного погодя он принес из кухни кастрюлю, разлил суп в две мисочки и пододвинул одну Сатеник. Желая подбодрить и отвлечь жену, Михрдат налил вина в два стакана, поставил один перед женой и, чокаясь с нею, веселым голосом сказал:

— Ну, выпьем, Сатеник-джан, держись крепко, женушка!..

Однако Сатеник, казалось, ничто уж не привязывало к жизни. После отъезда Габриэла состояние ее начинало внушать серьезные опасения. Михрдат садился рядом с ней, внимательно выслушивал ее рассказы, сам рассказывал ей все новости, и Сатеник словно оживала. К Михрдату она по-прежнему относилась с чувством бесконечной признательности, в душе считая себя бременем для мужа.

Сатеник отодвинула от себя миску с едой, платком вытерла глаза и, словно размышляя вслух, сказала:

— Ты сам говоришь, что много людей уехало… Где же конец этому? До тебя и соседка забегала, рассказала. Ах, Михрдат, другое мне на ум приходит: если уж столько народу туда едет, значит положение тяжелое! А вдруг мой Габриэл… Ах, отсохни язык… Что это мне в голову пришло!..

— Нет, нет, Сатеник, ты не думай об этом! Если Габриэл узнает, что ты так терзаешь себя, ему будет тяжело. Воин должен чувствовать за собой родительскую поддержку, он должен быть спокоен за мать. А ты?..

— Но что мне делать, Михрдат-джан, если сердце не хочет успокоиться…

Михрдат наскоро пообедал, прибрал все со стола, затем подошел и осторожно пощупал лоб Сатеник. Заботливо обняв ее за плечи, он помог ей подняться и повел в спальню, уложил и укрыл ее.