Николай Камбулов - Тринадцать осколков

— Господин полковник, лейтенант Лемке находится у командующего.

— Кто его туда направил? — спросил фон Штейц и, отвернувшись от трубки, в сердцах бросил: — Идиот одноглазый! — И уже в трубку выкрикнул: — Это моя область работы! Послушай, Грабе, это ты умудрился послать Лемке к командующему? Ты?

Грабе ответил:

— Так точно, я, господин полковник.

— Почему?

— Я знаю, что генерал Енеке желал с ним поговорить.

— Откуда вы это знаете?

— Я все знаю, господин полковник.

— Послушайте, Грабе, не слишком ли вы много знаете? В госпитале я вам обещал устроить что-нибудь страшненькое, помните?

Грабе не сразу ответил.

— Помню, но я обязан все знать…

— Да кто вы такой?!

— Майор Грабе, штабной офицер, господин полковник. Майор Грабе из инвалидной команды, помните?

Фон Штейц бросил трубку и заскрежетал зубами:

— Этот инвалид как бы не оказался гиммлеровским молодчиком. — Фон Штейц ненавидел шпиков, считал их бездельниками, подсматривающими в замочную скважину, и злился всегда, когда чувствовал на себе посторонний взгляд незнакомого человека. Одноглазый Грабе, прибывший вместе с ним в Крым на должность штабного офицера, был для него загадкой: майор держался слишком независимо, вел себя всезнайкой и на редкость болтливым человеком, но болтовня инвалида всегда казалась фон Штейцу неестественной, наигранной, и это еще больше настораживало полковника.

«Слежка за мной, за офицером национал-социалистского воспитания? Чепуха!» — он громко рассмеялся и вновь позвонил в штаб. Ответил кто-то другой:

— Майор Грабе у генерала Енеке.

Фон Штейц тихонько опустил на рычаг трубку: «Неужели Енеке имеет свою агентуру?» — подумал он и взглянул на портрет Гитлера, висевший на стене возле письменного стола.

— Майн гот, — прошептал фон Штейц, — неужели ты не веришь нам, твоим верным офицерам? — Он испугался собственных слов и невольно оглянулся по сторонам. Бункер был пуст и нем. На тумбочке, стоявшей возле кровати Марты, лежала книга «Майн кампф», а на ней — металлическая коробочка, в которой хранились тринадцать осколков. Фон Штейц раскрыл коробку, высыпал на ладонь осколки. Он долго смотрел на них, пока не вспомнил, что в подвале каменного дома по его приказу заперты двести севастопольцев, отказавшихся рыть окопы на Сапун-горе. Его глаза сверкнули, и он крепко зажал осколки в руке, чуть поднял голову, и ему показалось, что Гитлер утвердительно качнул подбородком: «Действуйте!»

Он хотел было немедленно отправиться к месту заключения саботажников, уже сунул в карман коробочку с осколками, но спохватился, что ждет прихода Лемке. И все же он вышел из бункера, поднялся по ступенькам крутой лесенки. Перед ним лежал притихший и изуродованный окопами и воронками Севастополь. Каменный город почему-то показался фон Штейцу похожим на Сталинград. Полковника зазнобило. Чтобы отделаться от неприятного чувства воспоминания о волжских степях, фон Штейц начал оценивать местность с точки зрения устройства оборонительных сооружений. Сапун-гора, имеющая многоярусные линии железобетонных и бетонных укреплений, по его мнению, практически не может быть взята штурмом русских, даже если осада продлится годы. Прибрежные участки следует укрепить… Две тысячи бетонных колпаков, которые обещает поставить маршал Антонеску, и с моря сделают крепость неприступной. А уж души своих солдат и офицеров он, фон Штейц, сумеет зацементировать так, что ни одно пламя боя не сумеет их покоробить и расплавить…

Подъехала легковая машина. Из нее вышел майор Грабе. Он вяло выбросил руку вперед, хрипловатым голосом официально приветствовал фон Штейца. Грабе был высокий, стройный; если бы не черная кожаная повязка, прикрывающая выбитый глаз, он был бы красавцем. Это еще при первой встрече оценил фон Штейц, там, в команде выздоравливающих.

— Я доставил вам лейтенанта Лемке, — сказал Грабе, кивком головы показывая на машину. — Можете сделать из него национального героя. Он достоин этого, господин полковник. Я-то уж знаю.

«Опять: знаю», — досадливо подумал фон Штейц и, не глядя на вышедшего из автомобиля Лемке, пригласил Грабе в бункер. Уже в помещении он повернулся назад: перед ним стоял маленький, одетый в новенькое обмундирование лейтенант с круглыми глазами и очень большим носом, кончик которого был неестественно белый.

— Хайль Гитлер! — крикнул Лемке, и низкорослая фигурка лейтенанта превратилась в межевой столбик.