Рядом лежал человек, одетый в полушубок. Он догадался, что это русский. Вытащил из кобуры пистолет, но человек не шевелился. «Убит», — решил фон Штейц, потрогал рукой: да, мертв. Полушубок был расстегнут. Фон Штейц еще никогда в открытом бою вот так близко, лицом к лицу, не встречался с русскими…
Фон Штейца вызывали в ставку Гитлера, чтобы он доложил объективную обстановку в районе «кольца», и он подумал о том, что любой документ о русских ему сейчас очень кстати. Полковник, осмелев, включил карманный фонарик, по знакам различия определил: майор Красной Армии, запустил руку в его карман, нащупал документы, сунул их себе за пазуху. В это время бой еще больше ожесточился. Фон Штейц заметил неподалеку генерала Радеску. Тот, грубо ругаясь, звал к себе. Полковник вскочил, намереваясь бежать к самолету, но тут застонал майор, и фон Штейц увидел, как «убитый» поднял голову, а в правой его руке грозно блеснула в отсветах граната. Фон Штейц рванулся к генералу Радеску. Кто-то стеганул его по ляжкам пучком железных прутьев так больно и так нестерпимо, что фон Штейц, пробежав немного, рухнул лицом в сугроб. Вскочил и опять упал… Потом почувствовал, что его волокут по снегу, услышал бас Радеску:
— Идиоты, быстрее в самолет!..
Гул авиационного двигателя пробудил сознание: люди метались вокруг самолета, злобно крича друг на друга и стреляя куда-то из автоматов и пистолетов. Сгорбившись, неподвижно стоял высокий генерал Радеску и держал в руках портфель. Дверца еще была открыта. Фон Штейц крикнул:
— Именем фюрера… мой портфель!
Никто не ответил. Механик убрал стремянку.
— Мой портфель! — заскрежетал зубами Штейц. — Именем фюрера!
Генерал Радеску покачал головой и с ожесточением швырнул портфель в ноги фон Штейца…
На второй или третий день после прибытия в имперский госпиталь фон Штейц почувствовал облегчение, позвал хирурга. Пришел лысый кругляш, снял пухлой белой рукой пенсне, спросил вежливо:
— Вам лучше?
— Да. Сколько извлекли осколков?
— Двенадцать…
— Принесите их.
Доктор сел на скамейку, наклонил очень гладкую розовую голову, прошептал:
— Скажите, господин полковник, нашу крепость на Волге русские не возьмут? Мы молимся все, чтобы именно так произошло.
— Принесите осколки, — повторил фон Штейц.
Кругляш пожал плечами, поднялся. У него был усталый вид, чуть подергивалась левая щека.
— Хайль Гитлер! — сказал доктор и вышел из палаты.
«Крепость, — подумал фон Штейц, — степи, степи». Он закрыл глаза, вообразил район окружения, снега́, трупы замерзших солдат, неумолчный гул адской машины, и ему стало не по себе, даже озноб прокатился по всему телу.
Открылась дверь, вошел хирург, держа в руках металлическую коробочку.
— Вот они, — сказал кругляш и начал считать синеватые ребристые осколки. — Ровно двенадцать.
— Так… Оставьте их мне, будет тринадцать. — Полковник отвернул подушку, достал кожаный футлярчик и извлек из него крупный, с голубиное яйцо, осколок. — Отцовское завещание, двадцать лет храню.
Доктор передал фон Штейцу коробочку, скрестил на груди руки.
— Когда я оперировал вас, вы звали какую-то Марту, кто она?
— Жена.
— Я так и подумал. У нас в госпитале тоже есть Марта, хирургическая сестра. Хорошая девушка, смелая.
— Марта?
— Да, Марта.
— Позовите.
Фон Штейц лежал в отдельной палате, и ему никто не мешал разговаривать с Мартой. Она тоже спрашивала о крепости на Волге. В ее словах звучала уверенность, что войска Сталина никогда не возьмут эту крепость и настанет день, когда фюрер прикажет генерал-полковнику Паулюсу разгромить Красную Армию и идти дальше, к Уралу, где, по ее представлению, лежат несметные богатства — золото, бриллианты, и Марте жаль, что она не там, не с армией Паулюса, этого великолепного рыцаря и храбрейшего полководца… Фон Штейц смотрел на ее хорошенькое личико со вздернутым носиком и большими глазами и никак не мог понять, о чем она говорит, не мог потому, что думал о своих ранах, и ему хотелось спросить у этого розовенького комочка: действительно ли он, фон Штейц, как говорит хирург, через месяц встанет на ноги и будет ходить? Он облизал сухим языком такие же сухие бескровные губы, но ничего не сказал. Марта продолжала рокотать, чуть картавя и растягивая слова. Оказывается, ее старший брат, Пауль Зибель, сражается там, в Сталинграде, и она очень любит Пауля и убеждена, что брат обязательно возвратится домой целым и невредимым, потому что Пауль окончил военное училище и знает, как себя вести на фронте.
Читать дальше