Велько Ковачевич - Молодой лес

Толпа загудела, словно только сейчас пришла в себя.

— Мы не продаемся за такие мелкие деньги, Весна! — язвительно бросила какая-то женщина.

— А я ничего не продаю, — отрезала Весна в ответ.

— Доверие не покупают! — отважился крикнуть один парень.

— Кто покупает, тот не заслуживает его. Такого доверия мне не надо.

— Отцовская кровь! — послышался из толпы еще чей-то голос.

— Отцовская ли, чертячья ли, но посмейте только снять флаг! — добавила она, захлопывая окно.

— Жаль, что такого отца дочь! — раздались голоса.

Девушка вышла снова. Теперь она шла спокойно, даже слишком сдержанно. Остановилась недалеко от меня. На ее лице больше не было следов превосходства. Глаза ее уже не сверкали гневом. Она казалась одинокой, да, в сущности, она и была такой. Она словно стеснялась встречаться взглядом со смотрящими на нее со всех сторон односельчанами. Перед оправившейся толпой Весна была одинока. Я даже немного испугался за нее. Мне было жаль, что она сейчас не такая, какой я ее видел в окне. Я вообще боюсь женской чувствительности, боюсь женских слез. И если бы Весна сейчас заплакала, слезы обратили бы ее победу в поражение. «Не сдавайся, Весна, — твердил я про себя, — не падай духом, подними голову, срази их взглядом, как тогда, из окна». Словно услышав мои мысли, Весна чуть подняла голову. В ее черных глазах я не заметил ни предполагаемых слез, ни страха. Только слабая улыбка заиграла на ее лице.

— Жаль, что такого отца дочь, — снова произнес кто-то за моей спиной.

— Да, жаль, что такого отца дочь, — повторил другой так, чтобы девушка услышала.

— Да здравствует Бора-Испанец! — раздалось возле меня.

Не успев понять, чем вызван этот незаслуженный клич, я взлетел над толпой. Крепкие руки лесорубов и возчиков, которые я чувствовал всем телом, подняли меня над множеством голов, движущихся где-то внизу, подо мной, подобно бурлящей реке. Все перемешалось: небо, земля, люди. Я, как на качелях, то взлетал, то падал. Когда меня поставили на землю, все вокруг меня продолжало вертеться. И первым человеком, которого я узнал, была Весна. Мы стояли с ней плечом к плечу, почти касаясь друг друга.

Какая-то старая крестьянка протиснулась между нами, раздвинула нас руками и прошептала мне:

— Посмотри, как эта отцова дочь притиснулась к тебе. Думает, что ты ради нее приехал из Испании!

— Не бойся, — ответил я, глядя поверх головы старухи на Весну. Она тоже смотрела на меня. Что-то в ее взгляде напомнило мне юные годы, когда я был одинок, и безгранично верил людям, и требовал от них доверия к себе.

Толпа двигалась, увлекая нас. Но мы с Весной оставались все на таком же расстоянии друг от друга. Потом меня оттеснили в сторону, но вскоре мы снова оказались рядом.

Я не мог оторвать от нее взгляда и даже не встал в хоровод, боясь, что потеряю ее, если пойду танцевать. А может, я боялся, что она встанет в круг рядом со мной?

Празднество не утихало, словно в войне уже сделан последний выстрел. Как будто этот небольшой освобожденный клочок земли не был совсем рядом с дулами орудий, скрытых за соседним пригорком, и под грозящим небом, куда еще нацелен не один наш ствол. Люди, забыв обо всем, жили только сегодняшним днем, но я больше не могу делить с ними эту радость. Думаю о тропах, опутавших село, о небе, к которому поднимаю голову при каждом ударе бубна. В моей голове скрежет танковых гусениц, гул самолетов, движущиеся колонны, наступающие шеренги солдат. Я вижу, как падают люди, и меня охватывает страх, когда думаю о том, что может случиться с этим народом, в эту минуту охваченным восторгом.

И когда уже казалось, что этот день так и кончится в праздничном настроении, вдруг раздался взрыв. Толпа всколыхнулась, словно у нее под ногами подалась земля, и замерла. Песня смолкла. После второго взрыва, более близкого, плотная масса людей стала мгновенно растекаться. Огонь участился. Батальон бойцов, до этого растворившийся в скоплении людей, выстраивался на площади, готовясь выступить по приказу командира.

Весна упорно продолжала стоять недалеко от меня. Она не вздрагивала и не бросалась на землю даже тогда, когда гранаты со свистом проносились над нашими головами. Девушка не послушалась, когда я скомандовал всем: «Ложись!» Ее близость не позволяла упасть и мне, хотя, повинуясь инстинкту самосохранения, с силой притягивавшему меня к земле, я тоже должен был лечь. Весна спокойно смотрела, как люди в панике разбегаются, как ничком бросаются на землю.