Тихомир Ачимович - Космаец

— Раз власть приказала, должно быть.

Вдогонку Ми́лияну неслись проклятия.

— Эй, хозяин, обед на четырех четников…

— Почему их король не кормит?

— Король подался в партизаны.

— Немцы остались.

— Это меня не касается. Обязательно принесите ракии, — приказывал старый слуга, стуча палкой по жердинам забора.

— Я и сам бы не прочь выпить ракии.

— Ты можешь и не пить, а четникам подай, — потребовал слуга Дачича таким же властным голосом, каким кричал его рассерженный хозяин на Своих домашних.

Пока старый Милиян бегал по грязным деревенским улицам и препирался с хозяевами и их женами, заказывая обед для «королевской армии», Петрович сидел в теплой комнате, где пахло ладаном и бессмертниками, и потягивал ракию. Испуганный ночной схваткой, усталый и невыспавшийся, с глубоко ввалившимися глазами и с темными подглазьями, он подпирал голову крепко стиснутыми кулаками. И, как из глубокой ямы, до него доносился голос Ра́йны — его невесты, дочери Борицы Дачича. Это была высокая девушка с длинной толстой косой.

— Ты знаешь, я проснулась от выстрелов и всю ночь глаз не могла сомкнуть. Так у меня сердце заболело, — сквозь слезы шептала Райна, опустив голову на плечо Драгана.

От волнения она никак не могла совладать с собой.

— Я больше не могу жить без тебя. Возьми меня с собой. С тех пор как прошел слух, что партизаны наступают, мне прямо невозможно показаться на улице. Все на меня оглядываются, как на белую ворону, шепчутся, а некоторые смеются в глаза и спрашивают, где мой воевода, не соскучилась ли я по нем.

Она волновалась сильнее, чем Петрович, который потерял свой комбинированный отряд, доверенный ему Драже Михайловичем. Отряд должен был преградить партизанам путь в Сербию. И вот теперь его командир не знал, что делать и куда деваться. Со всех сторон шли недобрые вести — англичане не торопятся высаживаться на Адриатике, с востока бешено жмут русские, они могут прорваться в любой момент, а партизан становится все больше, наступление ширится, как наводнение.

— Райна. — Драган взял девушку за руки и, не глядя ей в глаза, спросил: — Что ты меня оплакиваешь, я жив. Пуля меня не берет, я из тех людей, что в сорочке родились.

— Возьми меня с собой. Еще когда ты обещал мне, что я буду жить у твоих родителей. — Она обняла Драгана за шею. — Я здесь всех ненавижу. Раньше посмеивались за моей спиной, а теперь прямо в глаза говорят, и все из-за того, что я помолвлена с четником. Я же не виновата, что полюбила тебя… Забери меня отсюда, забери, ради бога.

Райна была на год моложе Драгана. До войны они учились в одной гимназии, сидели за одной партой, и незаметно их дружба переросла в любовь. Райна была красивая, хорошая и довольно умная девушка. В гимназии она с симпатией относилась к товарищам, которые отправлялись на войну в Испанию, собирала деньги им на дорогу — за это полиция сделала ей предупреждение, а отец забрал ее из гимназии.

Вырванная из привычной школьной жизни, запертая в четырех стенах сурового дома вдали от веселой и шумной компании, Райна вскоре склонилась перед волей отца и возненавидела то, что раньше так любила, чем жила. И только Драган остался, как глубокая борозда, в ее сознании.

Его студенческие письма она читала как молитву, прятала под подушкой, и каждый вечер они словно пели ей сладкую колыбельную. Так продолжалось больше двух лет, а когда началась война и во всех концах страны люди с оружием поднялись на восстание, когда осенью сорок первого года все села и дороги были забиты партизанами, Райна надеялась увидеть среди них и своего Драгана. Она была готова сама взять винтовку и идти вместе со всеми. Тайком от отца и матери она отдавала рубашки и чулки из своего приданого босым и раздетым партизанам. Ночи, наполненные ожиданием встречи с Драганом, казались бесконечно длинными и тягостными, а днем она сидела у окна и смотрела на широкую дорогу. Она верила, что Петрович обязательно заедет. И когда пропала ее последняя надежда, когда партизаны отступили из Посавины, с Космая, от Белграда и от Валева и рассеялись, как утренний туман, откуда-то появился Драган на тонконогом скакуне, с винтовкой за плечами и револьвером у пояса. С первого взгляда его было невозможно узнать. В черной одежде, в высоких немецких сапогах, не бритый и не стриженный с самого начала войны. Не стыдясь матери, Райна обняла его, уронила голову ему на плечо. «А я думала, что ты с партизанами», — прошептала она. «Ах, оставь эти бредни, я студент короля. Мы воюем за короля и родину, за свободу». И Райна подумала, что только студенты короля смогут завоевать истинную свободу, такую свободу, о которой она мечтала в своем одиночестве; она быстро забыла лица героев, которыми гордилась всю осень. Они прошли через Сувобор и отступили в Боснию, а она теперь даже жалела те рубахи и чулки, что отдала партизанам, и стала дарить новые четникам.