Юрий Ильинский - Опаленная юность

— На память детишкам!

— Заведи сначала, — невесело шутил Иванов.

Он получил четыре ранения, два были серьезными: осколок раздробил пальцы левой руки и пуля перебила ключицу. Но больше Иванова мучило сердце. Тупые, стреляющие боли копились под лопаткой, отдавали наружу.

— Что, командир, пригорюнился? — проговорил Иванов. — Братку жалко?

Потемневший, осунувшийся Борис тяжело вздохнул:

— Всех жалко, не об этом думка.

Иванов посмотрел на командира, обвел взглядом уцелевших бойцов и твердо сказал:

— Выдержим! Дерутся наши части! Стоят под Москвой и выстоят!

— Ребят жаль, — проговорил Бельский. — Золотые ребята… Комсорг-то как погиб… умер, как положено солдату.

— Да, Бобров честно погиб, — сказал Борис, вспомнив, как залитый кровью боец с гранатой бросился в гущу врагов и, не имея возможности размахнуться, выдернул кольцо, бросившись в ноги подбежавшим гитлеровцам.

И братец ваш… — начал Иванов, но осекся под пристальным взглядом командира.

Борис Курганов подошел к Копалкину. Маленький Игорь был единственным оставшимся в живых ильинцем, единственным представителем 9-го «Б». Мальчик осунулся, похудел, был покрыт слоем грязи и копоти. Курганов погладил его по голове.

— Как жизнь, Игорек?

Какая уж тут жизнь, товарищ командир. — Копалкин неожиданно громко расхохотался. — Это здорово вы сказали «жизнь». Курганов скорбно улыбнулся. — Ребят нет… ничего нет… всё… — Он шумно засморкался и вдруг испуганно заговорил: — Вы не подумайте, что я раскис, что жалею, зачем на фронт пошел. Нет, товарищ командир. Если бы снова пришлось жизнь начать — я опять бы так же поступил, не иначе. Ведь верно? Ведь правильно, а?

Верно, — тяжело выдохнул Курганов. — И я, Игорек, тоже поступил бы именно так.

…Наверху что-то загрохотало, металлический голос с немецким акцентом предложил:

«Сдавайтесь или погибнете! Шесть минут на размышление!»

Курганов взглянул на часы.

Шесть минут! Триста шестьдесят секунд. Потом смерть!

Тик-так, тик-так. Висела звенящая тишина. Тик-так, тик-так то ли стучали часы, то ли билось сердце. Тик-так, тик-так. Шесть минут, шесть сердец.

Что испытывают люди перед смертью? Плачут? Мечутся в безысходной тоске? Вспоминают близких? Выхаркивают с кровью в лицо врагу лозунги?

Тик-так, тик-так. В первую минуту лихорадочно перезаряжали оружие, набивали патронами диски, спешно навинчивали оборонительные рубашки гранат.

Тик-так, тик-так.

— Ф-фу! — облегченно вздохнул Тютин и вывернул из-под обломков длинную изогнутую водопроводную трубу. — Этой штучкой я еще кой-кого перекрещу крест-накрест.

Да, такой можно благословить вполне, — поддержал Иванов.

Тик-так, тик-так.

Каневский скручивал огромную самокрутку.

Велика, заметил Иванов, — убавь наполовину. Всю не успеть.

Тик-так, тик-так.

— Шесть минут, гады, дали. Не пять, не десять шесть. Аккуратисты чертовы, проклятые фашисты! — ругался Каневский.

— Две минуты осталось, — сказал Курганов. — Покурим.

Тик-так, тик-так.

Самокрутка дымилась, потрескивала:

— Табачок слабоват! — Иванов с наслаждением затянулся.

— Слабоват, а приятный, — поддержал Каневский.

— Мусора много — целые балки попадаются, заметил Тютин.

— Полторы минуты… Торопитесь, друзья, — взглянул на часы Курганов.

Копалкин подвинулся к нему, зябко передернул плечами:

— Товарищ командир, мне… страшно.

Все обернулись к нему. Он стоял щупленький, худенький и такой жалкий, что у бойцов заныли сердца. И тогда лейтенант Бельский, сухарь и педант Бельский, обнял маленького красноармейца и прижал к груди:

— Что ты, Игорек! Ты ж мужчина. Держись, малыш, не бойся… Мужчине это не положено.

И, хотя сам лейтенант еле сдерживал предательскую дрожь колен, он нашел в себе силы улыбнуться.

Тик-так, тик так.

— Полминуты! — перехваченным голосом выдавил Курганов. — Готовьсь!

Игорь Копалкин затянулся окурком, задохнулся, закашлялся, сплюнул.

— Первый раз в жизни курю. Гадость.

Тик-так, тик-так.

Наверху за завалом послышался шум. Не высовываясь из-за камней, фашисты предложили сдаться. Курганов послал их к чертям.

Послышалась обрывистая команда:

— Форвертс! Марш!

— К нам на фарш! — заорал Каневский. — Выходи, гады, чего прячетесь!

Потянуло едким дымом. Защипало в горле, заслезились глаза.

— Дымовые шашки кинули! — крикнул Бельскии. — Выкуривают!

Курганов посмотрел своим солдатам прямо в глаза;