Иван Кратт - Суровый берег

Ей, видимо, хотелось что-то объяснить, но она постеснялась и, чтобы скрыть смущение, подошла к завешенному углу и осторожно подняла простыню.

— Спит, — сказала она вдруг озабоченно. — Тише!

Растроганный и удивленный Рахимбеков на цыпочках подошел к постели и несколько минут, не отрываясь, глядел на мальчика, спавшего под двумя одеялами. Тимофей Иванович сшил ему из своей нижней рубахи сорочку, но шея его была не толще детской руки, резко выделялась на подушке худенькая темная головка. Мальчик что-то бормотал во сне, чмокал, а в правой руке был крепко зажат винтовочный патрон — его игрушка.

— У, бу-бу… — сказал вдруг Рахимбеков шопотом и пошевелил пальцами над спавшим мальчиком. — Большой какой, понимаешь!

Он отвернулся, смахнул слезу, затем, торопливо пожав девушке руку, выскочил из жилья. Ирина пошла его проводить.

— Спасибо, — сказала она сердечно. — С острова дайте о себе знать. И приезжайте навестить Борю. Мы будем о вас думать.

— Приеду! — крикнул он уже издалека. — Обязательно. Теперь очень скоро…

А утром Тимофей Иванович нашел Асафа на снегу, совсем недалеко от вышки. Он лежал в луже замерзшей крови, без сознания и почти не дышал. Грудь была пробита несколькими выстрелами. Немного в стороне валялась шапка и поломанные лыжи Букалова. Очевидно, при попытке задержать его, большелицый разрядил свой пистолет в Рахимбекова и, захватив его лыжи, ушел с озера.

К вечеру после отъезда Рахимбекова один из цынготных умер. Комаров приказал похоронить его у начала просеки и отрядил Степанченко с несколькими бойцами вырыть могилу и сделать гроб. Степанченко втихомолку сколотил и второй. Очень ненадежна была почти половина больных.

Хоронили на рассвете, молчаливо, сдержанно, а затем бойцы поспешили разойтись по своим местам. И когда они проходили мимо Комарова, капитан видел, что люди старались держаться бодрее, словно этим хотели выказать ему свое сочувствие.

Но Комаров также видел, что сами люди иссякают с каждым часом, появляются апатия и равнодушие, многие водят пилой, не замечая, что она давно затуплена, вяло и глухо стучат топоры.

К вечеру одно событие подняло настроение роты. Несколько дней назад со стороны озера проследовал гигантский «дуглас», очевидно, летевший из Ленинграда, а по сторонам и сзади его охраняли четыре истребителя. Грузовой самолет шел очень низко, от воздушной струи качались вершины сосен. А потом, вслед за этой пятеркой, с громким тарахтеньем вынырнул откуда-то связной «У-2», и он был так мал и тихоходен, что невольно вызвал у всех улыбки. Летчик перегнулся через борт и помахал большущей черной рукавицей.

Комаров приказал бойцам скрыться в лесу. Немецкие самолеты могли появиться каждую минуту и обнаружить работы, но «мессершмитты» не показывались. Зато сегодня, когда повеселевшие после собрания красноармейцы углубляли просеку, нараставший рев мотора возвестил о появлении вражеского самолета. Немец прошел невысоко над лесом, взмыл вверх, затем снова повернул обратно. Похоже было, что он обнаружил просеку или гонится за невидимым снизу противником. Спустя несколько минут отчаянное стрекотанье показало, что второе предположение справедливо. Опять со стороны озера показался тот же самый «У-2», очевидно, обнаруженный мощным противником и старавшийся уйти от его пулеметов.

— Собьет! Собьет, гад, птицу… — послышались возгласы притаившихся за поваленными стволами бойцов. — Эх, зенитку бы!

«Мессершмитт» догонял. Мощность его моторов превышала в десятки раз силы «У-2», и результат мог быть один. Связист понимал это и старался выжать из своего самолета все возможное. Прошла минута, две… Рев мотора заглушил тарахтенье… А потом съежившиеся как перед ударом бойцы увидели вдруг, что «птица» замедлила ход, круто легла в вираж, и грохочущий, сверкающий вспышками трассирующих пуль «мессершмитт» пронесся мимо. Стремительность его была такова, что он далеко ушел вперед.

— Ай да птица!

— Ах ты ж, комар!

— Видели, видели, как он вильнул!..

Забыв про холод и маскировку, бойцы восхищенно переговаривались, многие вылезли из своих укрытий. Но гул возвращающегося истребителя снова заставил всех притихнуть. Ясно было, что теперь связисту не уйти. Обманутый и обозленный немец уже не допустит второго такого выпада. Знал это и отчаянный летчик. Казалось, он понял всю безвыходность положения и хотел сесть на озере. Он выключил мотор и стал снижаться у начала просеки. Но как только торжествующий немец кинулся на него сверху, связист неожиданно включил мотор, нырнул вниз и, дерзко скользнув в просеку, пошел между соснами, почти касаясь колесами трассы. Малый размах плоскостей позволил ему этот необыкновенный маневр. А немец не успел выровнять рули. Не упуская ни на секунду увертливого противника, он повторил его маневр и… врезался со всего маха в гущу сосен.