Иван Кратт - Суровый берег

Грузовик миновал центральные улицы, свернул на Международный проспект, и, когда уже проехали половину дороги, воющий звук снаряда где-то над головой заставил Ирину съежиться в кабине. Через секунду раздался взрыв. Машину шатнуло, но она продолжала двигаться, а следующий разрыв вырвал часть крыши на одном из домов. Пыль и дым медленно поползли в сторону. Потом снаряд разорвался посередине улицы, и упало несколько человек, спешивших укрыться в подворотне.

— Обстрел! — крикнул водитель и перевел рычаг. — Держитесь!

Ирина испуганно ухватилась за его рукав. Артиллерийского огня она откровенно боялась и до сих пор не могла к нему привыкнуть. Закрыв глаза, она цепко держалась за шофера, мешая ему править. Скоро огневой налет передвинулся, снаряды прошли выше. Грузовик проскочил опасное место.

— Фу-ты… — пробормотал водитель, растерянно улыбаясь, и осторожно повернулся, чтобы освободить руку. — За вас боялся.

Ирина выпустила рукав.

— Спасибо, — сказала она, сердясь на себя за свой испуг. — Ничего не могу поделать. Очень уж неожиданно они появляются. Бомбу по крайней мере слышишь.

За заставой проверяли документы. Здесь начинался передний край обороны города. Огромные доты по краям улицы, противотанковые ежи, объиндевелые бетонные надолбы. Несколько разбомбленных домов с провалами стен уходили в чистое снежное поле. Там были окопы и батареи, а дальше — «ничейная земля», болото и кочки, за которыми начинались немецкие траншеи. Фронт был рядом, но немцы уже не могли одолеть это узкое пространство.

Заводские корпуса тоже были наполовину разрушены. Весь двор изрыт воронками. Но в проходной сидел сторож — тощая темнолицая женщина в гигантском для нее тулупе. Когда женщина поднималась, чтобы выйти на улицу, тулуп она оставляла — нехватало сил удержать его на плечах. Весь завод эвакуировался на Урал, остался единственный цех, и он изготовлял снаряды прямо на переднем крае.

Ирина взяла свой мешок с картофелем и, проплутав по чуть приметным тропкам, нашла, наконец, нужную дверь. В конторе не было никого. Холодные, покрытые пылью, лежали счеты, папки с бумагами, в углу на денежном сундуке стояла железная печка с давно остывшей золой. Видно было, что люди держались здесь до последнего. В кабинете директора тоже было пусто. Через разбитое окно намело снег, лопнула бутылка с чернилами, и лиловый комок льда лежал между стеклянными осколками. А возле окна, у заводского знамени, висел фанерный щит с короткой надписью: «Они не пройдут!» На смятой, грязной подушке, лежавшей в изголовье дивана, еще сохранились следы крови.

— Там наш комсорг жил. У знамени… — объяснил Ирине высокий бледный старик в ватнике и стеганых брюках, когда она добралась до цеха. — Там его ранило осколком. Умер позавчера…

Ирина с трудом могла поверить, что перед ней тот самый инженер Морозов, теперешний директор завода, о котором рассказывал ей командир, вручивший посылку. Инженер казался шестидесятилетним. И борода была серая, почти до пояса. Но, приглядевшись, Ирина заметила, что первое ее впечатление ошибочно. Бывший начальник цеха двигался и говорил быстро, ничто не ускользало от его живых карих глаз. Несколько раз во время разговора он прерывал беседу, прислушивался к гуденью моторов, а затем продолжал говорить. Однако видно было, что это спокойствие и деловитость даются ему с большим душевным напряжением. И еще заметила Ирина, что в цехе стужа и большая часть стекол выбита, но возле каждого станка видны люди, и очень многие из них примостили к стенкам ящики и стоят на них, чтобы достать до управления резцом.

— Здесь мой молодой рабочий класс трудится, — сказал Морозов с неожиданной мягкостью. — Ремесленники. Приезжают на работу на коньках. В остальных корпусах — старики. Там холоднее… Ничего не поделаешь. На переднем крае находимся. Каждый день немец крошит стены. А всё же мы понемножку расширяемся. Недавно только «на выстрел» работали. За ночь сработаем, за день расстреляют… А теперь вот ждем — Ладога совсем нас выручит…

Он повел Ирину в темную каморку, где топилась маленькая печь, зажег коптилку и долго расспрашивал о Ладожской трассе, о жизни на том берегу, рассказал, что в городе работают не только его цехи, что на многих больших заводах рабочие-пенсионеры собрали из оставшегося после эвакуации хлама нужные детали, отремонтировали негодные станки и точат снаряды, мины, собирают танки, а на кораблестроительном даже строят новый корабль и изобрели непробиваемую броню.