Зал, как загипнотизированный, на одном дыхании отозвался:
— Клянемся!..
Все, кто сидел за столом президиума, встали.
— А сейчас… всем покинуть зал, построиться поротно и по команде походной колонной двинуться на огневые позиции! На марше не курить и строго соблюдать дисциплину! На выход!..
Когда зал опустел, академик Казаринов пожал комиссару руку и напомнил ему, что у него есть договоренность с командиром дивизии: сразу же после митинга его отвезут на огневую позицию, где находится его внук лейтенант Григорий Казаринов.
— Машина вас ждет у выхода из кинотеатра. Вас будут сопровождать адъютант командира полка и медсестра. Пойдемте, я вас провожу.
На улице падал пушистый снег. Никак не сочеталась его невесомая нежность с тем, что предстояло бойцам через несколько часов. Война… Будь проклят тот день, когда впервые человек убил человека…
Рядом с шофером в эмке сидел адъютант командира полка. Сзади сидели академик Казаринов и молоденькая, лет семнадцати, медсестра, которая рядом с величественным старцем казалась совсем девочкой. Когда шли от кинотеатра к машине, Казаринову показалось, что санитарная сумка с красным крестом, набитая бинтами и медикаментами, для такой хрупкой девочки слишком тяжела. Он даже предложил свои услуги:
— Вам помочь?
Медсестра смущенно ответила:
— Она намного легче тех раненых, которых мне предстоит выносить с поля боя.
— Немыслимо! — как-то неопределенно заключил Казаринов и тут же, словно поправляя себя, сказал: — А впрочем, жизнь доказала, что резерв силы женщины в экстремальных условиях не предскажешь.
…Когда эмка выехала на шоссе и утонувший в непроглядной темноте Можайск остался позади, академик, чтобы нарушить тягостное молчание, которое, как он почувствовал, держало в напряжении адъютанта и медсестру, спросил, обращаясь к медсестре:
— Как вас зовут-то, доченька?
— Таней.
— Сколько годков вам, Таня?
— Вчера исполнилось восемнадцать.
— И не страшно?
— А чего бояться?
— Как же: война. А на войне убивают.
— Не одна я. Все девочки нашего класса ушли на фронт добровольцами. Только двум отказали по здоровью.
— Десятый класс-то хоть окончила?
— А как же. Двадцать первого июня у нас был выпускной вечер. Получали аттестаты. Танцевали всю ночь. А потом пешком пошли на Красную площадь. Рассвет двадцать второго июня встретили на набережной Москвы-реки, около Кремля. Красотища неописуемая!.. А потом… — Таня умолкла — не хотела будоражить память тяжелым воспоминанием о том, что было двадцать второго июня.
И все-таки Казаринов спросил:
— Что же потом?
— Потом сами знаете… жуткое сообщение…
— А мама?.. Плакала, поди, когда дочь на войну провожала?
— А как же… На то они и матери… — Таня смолкла и опустила голову. Челка закрыла ей глаза.
— А отец? Наверно, тоже не сдержал слез? — чтобы не обрывать нить разговора, спросил Казаринов.
— Отец уже больше никогда не проронит слезы. — Голос Тани дрогнул, левая ладонь ее скользнула по щекам.
— Как это понять?
— Папа ушел на войну в первую очередь мобилизации. Проводили двадцать пятого июня, а двадцать четвертого августа получили похоронку. Погиб в боях за Смоленск.
— Да-а… — горестно вздохнул академик. — Тяжело терять близких людей. — Чтобы как-то смягчить душевную боль девушки, Казаринов проговорил: — Я вот тоже в двадцать первом году потерял единственного сына. А вот теперь еду в полк, где лейтенантом служит мой внук. И тоже единственный.
— Сын вашего погибшего сына?
— Да. — И, помолчав, спросил: — А вы разве не были на митинге в Можайске?
Таня кивнула в сторону адъютанта командира полка, сидевшего рядом с шофером:
— Мы с товарищем лейтенантом приехали с КП дивизии и вошли в фойе кинотеатра, когда уже дали команду выходить на построение. Лица у бойцов были такие, что я их не узнала. До этого я приезжала к ним в полк. При разгрузке из эшелона все выглядели веселыми, а тут словно их кто подменил, вроде даже постарели.
Казаринов в душе пожалел, что ни медсестра, ни адъютант командира полка на митинге не были.
— А как фамилия вашего внука? — поинтересовалась Таня.
— Казаринов… Лейтенант Григорий Казаринов. Может, знаете такого?
— Нет, не знаю… Я ведь при штабе всего две недели.
— А вы, лейтенант?
— Отлично знаю!.. — оживился лейтенант. — Позавчера на него и трех его разведчиков в Москву ушло представление к наградам. Вашего внука представили к ордену Красного Знамени. Своими глазами видел реляции. Остальных — к Красной Звезде.
Читать дальше