Иван Лазутин - Высота

Все, кто сидел за столом, как по команде, встали. Слова были излишни. Чтобы в эту минуту что-то сказать, нужно было справиться с волнением. Молчание оказалось долгим, тяжелым. Его нарушил Казаринов:

— Везите меня в этот полк…

— Перед тем как двинуться на огневые позиции, мы запланировали провести перед бойцами и командирами этого полка митинг, на который приглашаем вас.

— Где будет этот митинг?

— В городском кинотеатре. В зал вместится около тысячи человек. В холлах кинотеатра установим динамики.

— Ведите меня на этот митинг. Мне есть что сказать бойцам Петроградского полка.

Никогда зрительный зал кинотеатра города не вмещал столько народа. И не зрителей, а бойцов, которые походной колонной с примкнутыми штыками ночью проследовали от окраины до центра города. Как и в теплушках, те, кто три недели проблаженствовал на «палате лордов», и тут не растерялись, успели занять в зрительном зале сидячие места. Кому не хватило кресел, садились на полу между рядами и на ступеньках в проходах. Когда и проходы были заняты, солдатская смекалка вынесла бойцов на сцену, вокруг стола президиума и перед трибуной. Белое полотнище экрана было предусмотрительно поднято вверх, когда зал еще только начал заполняться.

Зал не отапливался. Городу было не до кино. Да и мало кто в нем остался — в основном старики да старухи. Угон в Германию им не угрожал, а уж если кому суждено умереть, то родная земля, в которой лежат отцы и деды, всегда примет.

У директора кинотеатра от волнения дрожали руки, когда он застилал стол президиума красным полотнищем: в освещенном зале блестел лес вороненых стволов винтовок.

Две роты, не вместившиеся в зрительный зал, расположились в фойе на собственных вещмешках, заметно потяжелевших после получения полного комплекта белья, сухарей и патронов. Широкие двери в фойе были распахнуты настежь. Щелчками по микрофону, установленному на трибуне, директор кинотеатра проверил, работают ли динамики, установленные в зале и в фойе. Удовлетворенный тем, что щелчки его гулко отдаются в зале и слышны в фойе, он исчез за боковым полотнищем сцены.

О том, что в Можайске состоится митинг и что на этом митинге будут выступать известные не только в Москве, но и в стране люди, бойцы и командиры полка узнали, как только полк выгрузился из вагонов. Часть личного состава батальонов, несущая караульную службу, и находящаяся при своих пулеметах орудийная прислуга на митинг не попали: машины, тягачи, пушки и станковые пулеметы без боевых расчетов на вокзальной платформе не оставишь.

Несмотря на предупреждения командиров взводов, чтобы в зале не курили, все-таки кое-где над сиденьями сизовато туманились дымки: заядлые курильщики не выдерживали, прикуривали согнувшись в три погибели, чуть ли не до пола, а дым пускали под кресло впереди сидящего. Если верна пословица голь на выдумки хитра, то уж с хитрой выдумкой солдата не посоперничает никакая голь — самого черта перехитрит. Сморенные бессонной ночью и напряжением ожидания предстоящих боев, некоторые бойцы, обняв винтовку, стоящую между колен, спали, склонив голову на грудь. Галдеж сливался в общий монотонный гул, в котором нет-нет да раздавались всплески голосов: «Петька!.. Апосля митинга встретимся!», «Иванов, разбуди Туркина, а то проспит все на свете!».

— По-о-олк, встать!.. — неожиданно раздалась команда, которая прошила всех сидящих в зале и в фойе, словно электричеством. Забухали об пол приклады винтовок, зашаркали каблуки кованых сапог, захлопали сиденья кресел. — Смирно!..

Все, кто сидел в зале, увидели за трибуной комиссара полка и трех человек, вышедших из-за бокового занавеса и севших за стол президиума. Дождавшись, когда в зале наступит полная тишина, комиссар, почти касаясь ртом микрофона, стоявшего на трибуне, подал команды: «Вольно!..», «Садись!..».

— Товарищи бойцы и командиры! — неторопливо и как-то таинственно начал комиссар. — К нам в гости прибыли из Москвы депутат Верховного Совета СССР, действительный член Академии наук СССР Дмитрий Александрович Казаринов; герой гражданской войны Николай Власович Батурин и член бюро Московского городского комитета партии мастер литейного цеха завода имени Владимира Ильича, кавалер орденов Ленина и Трудового Красного Знамени Петр Сергеевич Плужников.

Первым выступал Плужников. Было заметно, что он волновался.

— Дорогие товарищи!.. Бойцы-дальневосточники!.. Герои боев у озера Хасан! Передаю вам горячий привет от трудящихся столицы! — Дождавшись, когда стихнут аплодисменты, Плужников продолжал уже более уверенно: — Хотя сейчас не время для собраний и митингов, я все-таки выполню поручение МГК партии доложить вам, что над сооружением можайского рубежа обороны рабочие заводов и фабрик Москвы, а также интеллигенция столицы трудились день и ночь, работали до кровавых мозолей, возводя оборонительный вал, центр которого проходит через Бородинское поле. Десятки километров окопов и траншей, надежные блиндажи, дзоты и доты, километры проволочных заграждений, противотанковые рвы… — все это трудящиеся Москвы и Московской области сооружали для вас, дорогие дальневосточники! — Оратор говорил без бумажки, и поэтому каждое его слово будоражило сердца бойцов. Свою речь Плужников закончил взволнованно. И волнение это передалось залу. — Вам, дорогие бойцы и командиры, выпало святое дело. За Родину, за свободу Отечества вам придется грудью встать на Бородинском поле. — И снова продолжительная пауза еще сильнее скрутила пружину тишины. — Как потомственный рабочий, чей прадед и дед работали в далекие царские времена в замоскворецких мастерских Гоппера, которые позже стали заводом Михельсона, а теперь заводом имени Владимира Ильича, я докладываю вам, дорогие воины, что рабочий класс столицы свое производство переоборудовал для фронта. Все для фронта!.. К станкам встали ваши матери, ваши сестры и ваши младшие братья! Помните, что за спиной у вас Москва!