Павел Васильев - Повести

— Пусть, пусть, — успокаивала, уговаривала себя Капа.

А самой казалось, что кто-то ищет, кто-то ждет ее.

— Пусть, пусть, — повторяла Капа.

И однажды, когда Капа на гулянке, как и обычно, сидела возле забора, к ней подошел тракторист, парень из дальней деревни. Он заговорил с ней. Капа как будто сжалась вся в комок, затвердела, и сердце, будто мяч, упавший в пустую кадку, гулко застукало у нее в груди. Она отвечала парню что-то. Он весь вечер не отходил от нее, не танцевал ни с кем, сидел рядом. И Капе казалось, что сегодня что-то должно случиться, что у нее начинается новая жизнь.

Но когда кончились танцы и молодежь стала расходиться с площадки, парень быстро поднялся и торопливо, не глядя на Капу, попрощался с ней и так же торопливо зашагал, догоняя двух девчонок, Капа слышала, как он сказал им:

— Разрешите присоединиться?

Он просто не умел танцевать.

Капа вышла на берег, к ручью. Луг был выкошен, в сумерках видны были похожие на сараи стога. Капе, как никогда, было одиноко сейчас, на этом скошенном лугу. Она сидела, упершись ладонями в землю, прищурясь, всматривалась в темноту. И вдруг вдалеке услышала тихое побрякивание колокольчика-лопотня, который вешают на шею лошади. Потом стало слышно пофыркивание и топот копыт. Копыта зачавкали по сырой болотистой земле. И наконец из тумана прямо к Капе выскакал большой белый стреноженный конь. Увидев Капу, он остановился, подождал и задрожал ноздрями, будто что-то сказал. Покачал головой и пошел, мелко переступая передними, спутанными веревкой ногами. Где-то вдалеке раздалось тихое призывное ржанье. Конь вскинул голову, попрядал поднятым ухом и поскакал, высоко подбрасывая передние ноги.

— Стой! — вскочила Капа. — Стой! — крикнула она коню и побежала за ним, решив расстреножить его, будто впервые и неожиданно увидев, как ему неудобно передвигаться со связанными ногами. Но конь не подпустил ее к себе, заторопился и ускакал в кусты. — Стой, глупый! Куда ты? — крикнула Капа.

Но конь не послушался. И тогда Капа почувствовала в душе такую обиду и такое отчаяние, что ей захотелось заплакать. И она заплакала. Она рыдала громко, зная, что никто не видит ее и не слышит, колотила по земле кулаками, царапала ее. Вдоволь наплакавшись, нащупала в кармане кофты коробку спичек.

— Спите! — со злобой сказала она кому-то в темноту, со злобой и упреком. — Спите! Не знаете обо мне! Смеетесь! А чего смешного-то?.. Я сейчас вам… — И она решительно, быстро пошла к ближнему стогу сена. — Сейчас я вам! — повторила кому-то.

А вдалеке лязгал колокольчик-лопотень. Капа чиркнула спичкой и сунула ее в сено. А когда, разрастаясь, огонек захрустел сухими травинками, испуганно отпрянула и побежала. Она бежала долго, спотыкаясь, царапая кустарником колени и, остановившись в ночи, с колотящимся сердцем смотрела на пламя, ожидая, увидят ли, побегут ли люди на пожар или нет. И шептала, будто в бреду:

— Бешеная я, бешеная. Отчего я такая?.. А чем я других хуже? Я ведь тоже баба, баба, всего хочу…

С того дня Капа перестала ходить на гулянку. Но вроде бы никто и не заметил этого, не удивился. Никто не пригласил, не позвал ее.

Так прошел год, другой…

Капу стали называть старой девой. Она и сама, кажется, примирилась с этим. И вдруг вот — как ночной осенний пожар в лесу — пришла к Капе любовь…

Капа уговорила Степана не рассказывать об этом никому. У нее было такое предчувствие, что если узнается, то все погибнет, все разрушится. Она не говорила об этом Степану, скрывала, но у нее были для боязни основательные причины: во-первых, Степан был на семь лет моложе Капы, во-вторых, они были родственниками, и если бы узнал об этом старый Никифор… и, в-третьих, Капа была некрасива.

А после убийства Еграхи и вообще это стало немыслимо.

— Нельзя, — говорила Капа Степану, — не надо, чтоб люди знали. Кому какое до этого дело, любим мы, и все. А им-то что? Только разговоры начнутся. Скажут, двоюродные, сродственники спутались. И вообще всякое. Для чего это? Я-то вытерплю… Дурашка ты. Слабенький…

Она не верила, что у Степана все это серьезно, что не пройдет со временем. Ведь семь лет разница!.. Она разноглазая… Начнут потешаться, подсмеиваться. Да еще Демид… Нет!..

О том, что Давыдка и Степан уходят из деревни, Капа узнала накануне вечером. От самого Степана. Тем летом Капа спала на сене в повети за амбаром. И гуда к ней приходил Степан.

Темнело.

Капа лежала одетая, укрывшись шубой и ждала. Она прислушивалась к шорохам, неясным ночным звукам, смотрела в темноту. Услышала торопливые шаги Степана и подалась навстречу.