Павел Васильев - Повести

Такое знание жизни дали три долгих года оккупации. В обычной жизни для подростка они пролетели бы незаметно, наполненные играми, детскими забавами, невинными увлечениями, но три года оккупации, когда беззащитные люди, в основном старики, женщины и дети, были во власти фашистского зверья, стали бесконечно длинными. И если в деревню приехал в начале июня 1941 года подросток, то через три года это был уже умудренный суровой жизнью взрослый человек. Детство у него кончилось уже через год, когда в одном из многочисленных боев партизан с захватчиками была сожжена деревня. Надо только представить себе несчастных людей, бегущих за спасением в лес, роющих там землянки и живущих там в постоянном страхе перед наездами полицейских и карательных отрядов, когда каждую неделю вблизи идут бои.

В 1943 году в тех местах война приобрела истинно народный характер, когда во врага стрелял каждый куст, каждое дерево несло неумолимую смерть.

Признав свое бессилие перед партизанской войной, оккупанты решили выселить всех местных жителей за резервную линию обороны «Пантера», которая проходила по берегу Чудского озера, по реке Великой, через Псков на Себеж. Оставить в этих местах пустыню, уничтожить все, чтобы лишить партизан народной поддержки.

Начались страшные, тяжелые дни. Немцы угоняли всех, кто мог идти, больных и старых расстреливали. Было объявлено, что такая же участь ждет всех, кто останется. Но, несмотря на угрозы, на смертельную опасность, люди все же оставались на своих родных пепелищах. Остались и родные Павла Васильева, остался и он вместе с ними. И насмотрелся за это время всякого: убивали всех, кого удавалось поймать. Уничтожали целыми деревнями. Но народ не сдавался.

«Место было глухое, во многих ближайших деревнях жили староверы. Староверкой была и моя прабабушка по отцу (это ее сожгли живую фашисты), вот откуда мое знание их жизни, нравов, обычаев, с чем я познакомился во время войны», — говорил мне Павел Васильев.

Война — это не только фронт с его смертными боями, залитыми кровью полями сражений. Война — это и оккупированная земля, и страдания нашего народа. И мужество его, и несгибаемая воля. И как пример такой несокрушимой силы — Иван Ребров, герой одноименной повести. С детства была неласкова по отношению к нему жизнь. Мальчишкой помят был, но выжил. Били до полусмерти подкулачники. Выжил. Война была. Выжил.

«А за что так меня, батька? За что жизнь меня так? — спрашивает сирота Иван у старшего брата, который с детства заменил ему отца. — Других ласкает, а мне все в морду да в морду. За что так? Я ее спрашиваю — за что?» «Но я — Ребринка, все выживу!»

Вот такие люди, как Иван Ребров, и выстояли и победили. Под стать Реброву и герои других повестей Павла Васильева. Это и участковый милиционер Филимонов из повести «От прямого и обратного», и Муська из повести «Выбор», и простодушный добряк Кузьма Кадкин из повести «Пятый рот», и многие другие. Много пришлось им перенести невзгод, но война не ожесточила их, не убила все человеческое.

Павел Васильев в своих произведениях касается тем, которые были и остаются главными во все времена. К ним неизменно обращаются писатели.

«Зачем человеку дается жизнь? Каждый человек своей жизнью доказывает, в принципе, одно и то же, только один использует доказательства от прямого, а другой — от обратного, как говорят, от противного. А теорема одна и та же: для чего надо жить? Надо жить для людей, для добра. Если ты жил правильно, то и люди тебя будут вспоминать добром, а если жил по-иному, то ты тоже доказал теорему, но что о тебе вспомнят! В конце концов все мы умрем, никого не будет, мы — материалисты, знаем это, но как ты прожил, это совсем не безразлично. Ты что-то посеял, и что-то вырастет на том месте, где сеял ты», — так думает следователь в повести «От прямого и обратного».

Так же думает и автор этой повести. И уже в другом рассказе — «Судома-гора» — развивает эту мысль в диалоге с другом военного детства, с которым не виделся сорок лет:

«Прошло с той поры много времени, и мы стали другими. Не в том смысле, что с тобой стали уже степенными мужиками, появилась седина в волосах. А вообще — все мы в целом. Мы стали богаче, мы больше знаем, больше ездим и видим. Мы стали опытнее, умнее, что ли. По сберегли ли мы все, что должны были сберечь в себе? Не ушло ли что-то как некая плата за то, что мы приобрели? Сберегли ли мы в сохранности все самое хорошее, завоеванное такими страданиями, лишениями, каких не ведал в мире никто?»