Николай Луговой - Побратимы

— Нашел! — не успев отдышаться, докладывает он. — Громадна нимецька машина схована в терновнике.

— Кто на ней?

— Нэмае никого.

Идем к загадочному автомобилю.

В зарослях кустарника грузовик почти не виден. Машина иностранной марки. В кузове две бочки с горючим. На выступах рамы и в щелях толстым слоем лежит пыль дорог. Видно, издалека прикатила.

Вблизи — никого. Мы снимаем распределитель зажигания и уходим на свое место. А у машины выставляем секрет — Арсентия Бровко и Ваню Швецова.

Часа через два, когда наша встреча с Серго уже подходила к концу, снова появляется Арсентий.

— Зустрилыся! — весело докладывает он. — Приихали словаки.

Обрадованные, мы прощаемся с Серго и спешим на Уч-Алан. У машины оживленный разговор. Иван Швецов, стоя в кругу словацких солдат, видно, не успевает отвечать на вопросы.

— Виктор Хренко жив?

— Живой. Отдыхает.

— А Войтех Якобчик?

— И Войтех живой.

Шестеро молодых словацких парней приехали в лес партизанить. Они сделали так, как советовала листовка с обращением к братьям-словакам. Солдаты подают нам эту листовку.

В семье побратимов появляются новые имена: Александр Пухер, Ян Фус, Антон Ващина, Феру Бабиц, Ян Сегеч, Юрай Кленчик.

— Благополучно доехали? — спрашиваем словаков, когда те чуть поостыли. — Или с боями пробивались?

— Благополучно, — наперебой отвечают они.

В этот же день в дневнике командира отряда Федора Федоренко появилась новая запись:

«18.10.43. Ко мне в отряд прибыла новая группа словацких солдат. Их шесть человек. Ребята молодые, 1920–1921 года рождения, все грамотные — окончили 9—10 классов. Жаль, что из-за нелетной погоды у нас плохи дела с продовольствием. Сидим на конине. Словаки тоже едят конину, но духом не падают».

А через несколько дней еще одна запись:

«23.10.43. В отряд прибыли еще три словацких солдата: Сврчек Ян, Замечник Ян, Дионис Слобода. Они с винтовками. Рассказывают, что три дня ходили по лесу, искали нас. Несколько раз выходили обратно в прилесные села и там расспрашивали о партизанах. Однажды встретили своих словацких офицеров. Те спросили: „Хлопцы, вы не в партизаны ли собрались?“ Солдаты ответили: „Да!“ Офицеры сказали: „Правильно!“».

Забегая немного вперед, хочу сказать еще несколько слов о партизанах- севастопольцах.

…Самолет приземлился, и партизаны замерли в напряжении: если блокировщики, находящиеся рядом, все же вздумают помешать, то их нападение или огневой налет начнется сейчас, когда самолет уже на земле. Опасность тревожит и торопит. Не пугает она только летчиков. Наши воздушные братья наполнили округу гулом моторов, осветили площадку и лесные опушки светом фар-прожекторов. Послушный их воле корабль упрямо движется к старту. Подсвеченный огнями костров, он переваливается с боку на бок на неровностях, вздрагивая широко распластанными крыльями.

Стоп! Старт. Затаив дыхание, ждем: кто на этот раз распахнет овальную дверь, кто шагнет на землю, чтобы стать в партизанский строй?

Вот дверь открывается. В проеме, освещенном изнутри, маячит фигура моряка. На груди автомат. За плечами рюкзак. Молодцевато спрыгнув, он направляется к встречающим. Несколько твердых шагов и:

— Товарищ секретарь обкома! Докладываю…

— Андрей!?

— Я.

Рапорт не получился. Его заменили объятия.

— Опять сошлись, Андрюша!

— Да, Петр Романович. В третий раз на крымской земле.

Знакомлюсь с моряком и я.

— Андрей Бабушкин. В ваше распоряжение…

Но тут опять:

— Андрей!

— Алешка! О! И Сашка!

Кажется, никто из нас не замечает, как нервничают вражеские блокировщики, как они стреляют и шлют в небо одну за другой ракеты. Все заняты встречей.

Отправляем самолет и шагаем гуськом в лагерь. Вспоминаю о Бабушкине.

— Петр Романович! С моряком ты давно в дружбе?

— С тридцать шестого. Знаю его хорошо. Встретились мы с Андреем тут, в Крыму. Матрос зашел в Колайский райком. Послан, говорит, на работу в деревню. «Что делать собираешься?» — спрашиваю. «Были бы руки, говорит, а работа в колхозах найдется».

Вижу, душа у него по-настоящему партийная. Чувствуется крепкая политическая закалка. Видно, хорошую школу прошел в комсомоле и на флоте. В тот же день появился Андрей Бабушкин в колхозе имени Розы Люксембург. А через неделю сельские коммунисты избрали его своим секретарем.