Николай Луговой - Побратимы

— Листовку надо писать на их родном языке, а в нашей лесной типографии словацкого шрифта нет.

Мы задумались.

— Да, загвоздка, черт возьми. Был бы этот шрифт в Симферополе, выкрали бы его наши подпольщики. Но откуда ему там взяться? Да и времени у нас в обрез.

— Может быть, в «Рыхла дивизии» есть словацкий шрифт, — высказывает предположение Мироныч.

Приглашаем Виктора Хренко. Листовки в дивизии очень нужны, соглашается он. Шрифтов там действительно нет, но можно обойтись и без них. Надо в Симферополе напечатать листовку на русском языке.

— Словаки научились понимать правду и на русском, — говорит он.

— Пожалуй, верно. Наши газеты и листовки они читают. Прочтут и эту.

Звездная июльская ночь. Лагерь, охраняемый часовыми, спит чутким партизанским сном. Лишь над словацкими шалашами сейчас не властны ни ночь, ни сон. Здесь, у большого костра мы ищем те слова, которые должны высечь искры в сердцах солдат словацкой дивизии.

Листовка рождается необычно. Первоначальный вариант сложили Хренко, Белла и их друзья. Закончив писать, они пришли к нам и сказали: «Воевать листовками нам труднее, чем винтовками. Просимо помощи». Вот почему этой ночью у костра рядом с Хренко, Медо и Якобчиком сидят Мироныч, Федоренко, майор Баландин и я. Мироныч берет у Виктора черновик и читает первую строку:

— «Смерть немецким оккупантам!»

Все мы находим начало листовки правильным. Мироныч продолжает читать:

«Прочти и передай другому!

К братьям-словакам — солдатам и офицерам словацкой „Рыхла дивизии“.

В бурное время решающих боев с фашистскими ордами к вам, свободолюбивые словаки, обращаемся мы! Воины Красной Армии, отразив попытку генерального наступления немцев на Орловско-Курском и Белгородском направлениях, сами перешли в стремительное наступление, освободили сотни населенных пунктов, железнодорожных станций, города Мценск и Волхов. Пятого августа решительным штурмом советские войска овладели городами Орел и Белгород. Только с пятого по двадцать третье июля немцы потеряли две тысячи девятьсот танков, сто девяносто пять самоходных орудий, восемьсот сорок четыре полевых орудия, тысячу триста девяносто два самолета и свыше пяти тысяч автомашин. На поле боя немцы оставили более семидесяти тысяч солдат и офицеров…»

— Звучит?

— Сильно звучит! — хором отвечаем все. Мироныч, пробегая взглядом по черновику, задумывается.

— Дальше, друзья, — говорит он, — хорошо написано о партизанах. Но я думаю, что тут надо сказать о том, как под ударами Красной Армии разлагаются гитлеровские полчища. Ты же, Виктор, сам в Феодосии слышал упаднические разговоры немцев о проигранной ими войне. Те же сведения Бабичев принес из Симферополя. Согласны?

Появляются новые строки:

«Немцы проиграли войну. Разгром гитлеровской Германии неизбежен. Это понимают и сами немцы».

Мироныч с прежней взволнованностью продолжает:

— «В дремучих пущах Белоруссии, в степях Украины, в лесах и горах Крыма бьются за общее дело советские партизаны. С ними перекликаются народные воины Югославии, железом и кровью расплачиваются с угнетателями польские патриоты. Горит земля под ногами гитлеровцев и в Чехословакии. Скрепляется кровью боевое единство славян…»

Я сижу рядом с Миронычем и замечаю, как умело и тактично он помогает словакам. Черновик листовки написан ими почти таким же ломаным русским языком, как и та записка, которую они в июне вложили для нас в гондолу парашюта. Но комиссар, читая его, тут же корректирует.

— «Ныне в рядах Красной Армии, бок о бок с советскими воинами, сражается под водительством полковника Свободы чехословацкая воинская часть. Знамя дивизии Свободы уже опалено огнем боевых подвигов, которые высоко оценены Советским правительством и правительством Чехословацкой республики… Народными героями стали бойцы и командиры этой части: Вольф Курт, Оттакар Ярош, подпоручик Лом…»

Прервав чтение, говорю:

— Товарищи, а почему бы не включить в текст листовки еще и слова самого Людвика Свободы?

— Добре, — поднимается Виктор Хренко и тут же вынимает из бокового кармана «Правду». — Вот оно, послание Свободы.

Мироныч развернул газету. В знакомом тексте он быстро находит то, что нужно, и диктует, а Баландин записывает:

«Дорогие братья! К вам обращен горячий призыв патриота-славянина полковника Людвика Свободы… В кровавом бою еще более скреплена братская связь чехословацкого и русского народов. Чехословацкие солдаты и офицеры! Сейчас пришла пора решительных действий! Действуйте же как верные солдаты республики. Станьте организаторами нашей армии и партизанских отрядов!»