Яков Цветов - Птицы поют на рассвете

— Опять к тебе, — почти виновато улыбнулся Кирилл. — Думал, уже не застану. Долго, братец, засиживаешься.

— Входи, входи. — Иван Петрович поднялся ему навстречу. Сейчас он не казался желтым, постаревшим, как в тот облачный осенний день, когда Кирилл забежал сюда пожаловаться на непогоду, задерживавшую вылет отряда. Что-то бодрое, радостное было в его глазах, в жестах. — Входи же, что стоишь у порога! — Он вынул изо рта трубку, и курчавый дымок описал полукруг.

Они сели на диван. У валика торчала подушка, та самая, вспомнил Кирилл. На ней был вмятый след, будто в нее бросили ядро.

— О! У тебя опять карманы набиты. И конечно… севооборотами? — засмеялся Иван Петрович. — Дела, вижу, у тебя, дела!

В последние дни Кирилл заметно повеселел. Он внутренне разделался наконец со всем тем, что томило и подавляло его, и почувствовал облегчение. Он отыскал то, чего ему так не хватало, и это было заложено в нем самом, как корни, набиравшие силу, чтобы дать росток. Его опять влекли куда-то мука и радость надежды. Он вновь ощутил в себе уверенность, и замыслы, как бывало, уходили далеко, пролагая путь для действий. Он уже не чувствовал себя слабым, — новый день призывал его к жизни, в которой всегда гораздо больше дел предстоящих, чем сделанных.

— Пришел тебе сказать, что решил менять климат…

«Менять климат» — значит уехать в колхоз, Иван Петрович уже знает, что имеет в виду Кирилл.

— И заявление об этом принес. Вот оно, — глазами показал Кирилл на карман. — Достань.

Иван Петрович развернул сложенный вдвое лист, вырванный из школьной тетради. Пробежал глазами небольшое письмо в партийную организацию, написанное крупным и старательным детским почерком. «Дочери диктовал», — догадался.

— Дело ясное, — сказал Иван Петрович. — Работать тебе, конечно, надо. Но почему ты выбрал именно это?

— А ты разве выбрал бы другое? — насторожился Кирилл.

— Забываешь, что ты инвалид первой группы. Хорошо, что забываешь. Но плохо будет, если мы, твои товарищи, об этом забудем.

— Опять — инвалид! — вспыхнул Кирилл. Лицо обиженное, недовольное. — Выходит, ни в хомут, ни в дышло? Э, брось!

Есть же в самом деле какой-то смысл в том, что он не погиб в бою на большаке за Черным Бродом, а, искалеченный, остался жив!

— Спокойней, Кирилл. Во всем нужна полная ясность. Раз там прошел Гитлер, то теперь не деревня там — одни головешки.

— Знаю. Получил письмо.

— А это и без письма известно. Потому и говорю тебе.

Иван Петрович поднялся с дивана. Трубка, пустая, погасла, и он снова набил ее табаком, примял пальцем, зажег спичку. Он порывисто втягивал в себя дым, будто давно не курил.

— Конечно, со стороны посмотреть, то я, наверное, выгляжу чудаком. В самом деле, в партком пришел коммунист, просится на работу в деревню, а секретарь отговаривает. Тут бы не отговаривать — аплодисменты бы! А не могу… Подберем тебе дело по твоим теперешним возможностям. И не сердись. Есть?

— Нет, — уже спокойно и немного грустно сказал Кирилл. — Ты знаешь, я никогда не хотел медленно жить. Медленно умирать я тоже не хочу. Мне нужна работа на полную катушку.

— Хорошо, Кирилл, — долгим взглядом посмотрел на него Иван Петрович. — Твое заявление адресовано парткому. Приходи завтра. Обсудим. Может быть, действительно — твоя правда… Пусть товарищи скажут.

Был назначен день отъезда.

Собственно, Кирилл собирался сесть в один из составов, идущих в сторону фронта, и добраться до нужной ему станции. Оттуда — любая машина попутная. Он доедет до слободы на шоссе и — пешком на Мартынов мосток через Олу…

Товарищи в парткоме поддержали Кирилла. Правда, были минуты, когда все чуть не провалилось. «И чудак же этот член парткома! — теперь уже не сердясь думал о нем Кирилл. — Чудак…» Он выступил первый. Седеющий, но моложавый, с лицом в легких рябинках, с жидкими светлыми бровями, почти незаметными на его бледном лбу. «Мы любим и ценим Кирилла…» Что это он, на юбилее? — удивленно посмотрел на него Кирилл, тот даже остановился, перестал говорить. «Рубцов у тебя, дружище, хватает, — продолжал он, обращаясь уже прямо к нему. Голос громкий, торжественный какой-то. — Ты свое сделал. Другие доделают остальное…» Иван Петрович одобрительно взглянул на него, кивнул, словно услышал то, о чем сам думал. И Кириллу пришло на память вчерашнее: «Подыщем тебе дело по твоим теперешним возможностям…» Сговорились, что ли?! Второй тоже участливо сказал что-то о здоровье Кирилла, сказал, что будущее покажет, как быть ему дальше, и что незачем торопиться. И третий… Э, братцы, не то! — заволновался Кирилл. Нетерпеливо ждал он, что скажут остальные. Или все уже ясно? — испугался он. Как бы в подтверждение догадки наступила пауза, всегда тягостная в таких обстоятельствах. Иван Петрович вопросительно поглядывал то на одного, то на другого — девять членов парткома сидели в этом небольшом, таком знакомом Кириллу кабинете, и все они хотели остеречь товарища от трудностей, которые, думали они, ему уже непосильны.