Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске

– Один пойду? - Генка напряженно вглядывался в лицо начальника.

– Один, - начальник развел руками: - У меня и у дежурного - своя задача, от горкома, так что - сам понимаешь. Времени у тебя, парень, считай, что нет. Немцы вот-вот войдут в город. Запомни! Бойко живет на Коммунистической, двадцать. Ты теперь - Бородулин Иван Сергеевич, сын погибшего насильника. В городе ты не случайно - ждешь немцев, а из последнего, тайно полученного письма отца знаешь, что он сидел в одной камере с Бойко и сообщил тебе адрес родителей этого Бойко - для пристанища на первый случай. Письмо прямо сейчас напиши сам, почерка там все равно не знают. Остальное придумаешь по ходу дела.

– Меня не опознают? - на всякий случай спросил Генка.

– Родители и сестра Бойко мне неизвестны, будем надеяться, что в милицию они приходили самое большее по паспортным делам, - сказал начальник. - А вообще-то риск есть, скажу прямо. И большой риск. Все делаем без подготовки, на "ура". Боишься, что ли?

– Что мне делать потом?

– Потом, - начальник почесал в затылке. - Потом… Ладно! Хотя я сам и не имею права такое решать - запомни вот это.

Он написал что-то на клочке бумажки, дал прочитать Генке и тут же сжег.

– Это пароль и адрес нашей явки. Останешься жив - приходи.

Где-то неподалеку раскатисто загрохотало, словно несколько человек вдруг начали вразнобой колотить по железному корыту. Начальник прислушался и еще раз повторил: - Приходи.

"Останешься жив - приходи, - повторял про себя Генка. - Останешься жив - приходи. Ничего себе перспективка! Обрадовал начальник".

Улицы опустели. Ветер шевелил обрывки бумаг, взметая к небу черные хлопья пепла. На бешеной скорости промчался санитарный автобус. "Кажется, все, - подумал Генка и тут же вспомнил: - Письмо. Нужно написать письмо от имени Бородулина родителям Бойко. И мать дома. Совсем одна".

Генка решил хоть на минуту заглянуть домой, посмотреть, как там Маша, ободрить ее и успокоить. "Заодно и письмо напишу, - подумал он. - Может, и Таня придет". Он даже почувствовал себя увереннее от этих мыслей. В конце концов надежда на благополучный исход для матери и для Тани совсем еще не потеряна, а он… Он как-нибудь выкрутится, не в первый раз. Генка даже улыбнулся: ничего себе "не в первый". Нет, серьезнее надо быть. Куда как серьезнее, товарищ Кондратьев…

Он вышел на шоссе. Шелестела пыльная придорожная трава, стрекотали кузнечики. Словно не было никакой войны и никакого фронта, и острие дороги, пробив дымный горизонт, исчезало на обыкновенной советской земле.

"А ведь там уже немцы, - подумал Генка. - Притаились, ждут. Вот она, эта страшная минута, миг полного неведения, миг робкой надежды. Одни войска уже ушли из города. Другие - еще не вошли в него. А может быть, все будет не так уж и страшно? А может быть, все еще образуется!"

…Свидание с матерью было коротким. Генка молча обнял ее и, ничего не сказав, ушел на кухню - писать письмо. Когда вернулся, Маша сидела за столом, подперев подбородок сложенными в замок руками.

– Тебя никто здесь не знает, - сказал Генка. - В случае чего, ты назовешься своей девичьей фамилией и расскажешь свою биографию, как будто в ней не было отца. - Генка заметил, как презрительно искривились губы Маши, и добавил резко: - Ты никого этим не предашь, никому не изменишь. Нужно спастись, выжить, мама. Для отца, пойми. И второе. Возможно, ты увидишь меня в городе. Ты понимаешь, как нужно себя вести.

– Понимаю. - Она печально посмотрела на него и вдруг усмехнулась: - Тебя все же оставили в городе, Гена? Я буду тебе помогать.

– Ты моем деле ты мне ничем помочь не сможешь, - вздохнул Генка. - Поверь: самая лучшая помощь - при первой же возможности уйти на восток, к нашим. Отец там с ума сошел, я знаю.

– А может быть, все будет не так уж и страшно? - вдруг спросила она, и Генка даже вздрогнул оттого, что она повторила его собственные мысли.

Он покачал головой:

– Нет, мама. Не будем себя утешать. По всему видно - готовиться нужно к самому худшему. На этот случай я напишу тебе один адрес. Запомни его, а бумажку мы сожжем.

Дом Бойко стоял на отшибе, у оврага. Сложенный из добротного кругляка, он независимо взирал на соседние домишки чисто промытыми стеклами больших квадратных окон. Не замедляя шага, Генка толкнул калитку и вошел в сад. На крыльце стирала белье девушка. На ней ладно сидела цветная кофточка с закатанными по локоть рукавами, из-под широкой юбки видны были полные, стройные ноги в бумажных чулках. Прическа у нее была гладкая, старушечья, на пробор.