Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске

Он пытался втолковать ей, что есть такое понятие, как "вкус", "красота", "идет" или "не идет", но у него ничего не получалось - Таня обижалась и начинала плакать. Довод у нее в таких случаях был один: "Где нам, деревенским, против вас, городских". И тем не менее Генка любил ее - по-настоящему, беззаветно, той первой, истинной любовью, которая так редко выпадает женщинам. Но если бы его спросили: "За что?", как однажды спросила его об этом Маша, он не смог бы ответить. Он был искренне убежден, что любовь нельзя переложить в формулу, она иррациональна и ни в каких объяснениях не нуждается.

– Нравишься, - сказал он натянуто. - Я уезжаю на фронт.

– На фронт? - изумился Егор. - А чего на него уезжать? Он вот, отсюда слыхать.

– Я еду туда, куда пошлют. Разве это не все равно, Егор Васильевич.

– Все равно. Пуля везде весит девять граммов. Да ведь ты, я думаю, в особый отдел пойдешь, поскольку ты опер.

– Нет. Я буду командиром пехотного взвода, - сдерживая раздражение, сказал Генка.

– Ну и дурак! - развеселился Егор. - В особом тебе и чины, и ордена, и всех забот - людям нервы портить, а в окопах и убить могут. - Он опрокинул еще одну стопку и с хрустом заел огурцом.

– Чего мне вас убеждать, - вяло сказал Генка. - Вы всех скопом дегтем мажете, а это, между прочим, подло. Хватит об этом. Я к Тане пришел.

– Ишь ты, - презрительно протянул Егор. - К Тане. Коли тебе нечего мне возразить, так и скажи. А от ответа уходить нечего.

– Мама просила тебя прийти, - сказал Генка. - Так уж теперь вышло, что она останется, наверное. Ты побудь с нею. А может быть, еще все и образуется - отбросят немцев.

– Не-е, - покачал головой Егор. - Теперь уж не отбросят. Отбросались - пробросались.

– Мария Ивановна не любит меня, я это сразу поняла, - сказала Таня. - Я не пойду к ней.

– Не до счетов теперь, - мягко сказал Генка. - Ты постарайся это понять.

– Как это не до счетов? - снова вмешался Егор. - Самое время.

– Я пойду, - Генка встал. - Ты напиши мне, Таня. Впрочем, куда? К матери зайди. Мне некого больше об этом попросить. - Он в последний раз обвел взглядом стены, оклеенные дешевыми обоями, задержал взгляд на ходиках с мигающей совой и вышел на крыльцо. Канонада гремела уже значительно ближе.

На шоссе он остановился в ожидании попутного автомобиля. В город не было ни одного, зато из города прошло сразу три полуторки. В них стояли мужчины и женщины с ломами и лопатами - видимо, приехали строить какое-то оборонительное сооружение. Все пели "Утро красит нежным светом". Старший - горластый парень в полувоенной форме скомандовал, строители высыпали на пыльную траву.

– В город поедете? - спросил Генка.

– Ты сдурел? - удивился парень. - Работы у нас ого-го! Товарищи! Не расходиться! Сейчас приедет инженер, и мы начнем!

Генка вышел на шоссе и остановился, вдруг замерев от радостного чувства: от железной дороги бежала женщина, размахивая на ходу платком. Она что-то кричала.

– Гена! Подожди-и! - разобрал, наконец, Генка.

Таня подбежала, молча повисла на шее. Он нежно провел ладонью по ее щеке:

– Ну, все. Все хорошо, Таня. Я не обижаюсь.

– Я приду. Вечером. Скажи маме.

Он молча кивнул и подумал благодарно: "Я не ошибся в ней. Я не ошибся".

Подъехала "эмка". На дорогу выскочил военный в форме капитана инженерных войск.

– Гопоненко! - крикнул он. - Все назад! Пулей!

– А как же противотанковый ров? - растерянно спросил старший колонны.

– Какой тебе ров? Ты на небо взгляни, суслик!

Генка тоже посмотрел: с южной стороны на город заходила черная стая самолетов.

"На станцию идут", - определил он.

– Понял теперь? - продолжал кричать капитан. - Отходят наши! Через час-другой немцы будут здесь!

Возвращались уже без пения. Генка стоял в кузове среди плотно сбившихся людей.

Когда въехали на городскую площадь, со стороны станции донеслись глухие удары тяжелых авиабомб, дрогнула земля, и небо заволокли клубы черного дыма.

В горотделе милиции Генку встретила мертвая тишина и ворох раскиданных по полу разноцветных бумаг.

За стойкой обедал дежурный. Торопливо отрезая большие куски вареной колбасы, он отправлял их в рот и жадно жевал.

– Проститься? - увидел он Генку.

– Проститься. Чего машина не пришла?

– Машина, брат, перевозила продовольствие. Если не совсем глупый, поймешь, какое и куда.

– Понял. Я пошел. Бывай.

– Бывай, - отозвался дежурный. - Беспокоюсь я. Станцию, говорят, здорово бомбили, а начальник час назад уехал туда. Вагон с зеками встречать.