Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске

– А почему ты решил, что мне приказали тебя утопить?

Родькин отвел глаза:

– Ничего я не решил. Сорвалось с языка глупое слово, вы уж простите.

– Так… - Коля встал, начал надевать плащ и спросил, как бы между прочим, без нажима, так, словно заранее знал ответ: - Ты убил инженера Слайковского?

– Я убил инженера Слайковского, - тихо сказал Родькин. - Еще вопросы будут?

Коля отправил Родькина в КПЗ и уехал на Дворцовую.

Вечером он пошел на Большую Садовую: перед тем, как передать дело в прокуратуру, захотелось самому взглянуть на место происшествия. Когда выходил из кабинета, тренькнул внутренний телефон. Звонил Кузьмичев.

– Как? - коротко спросил он, и Коля так же коротко ответил:

– Отправлю завтра.

– Молодцом, - сдержанно похвалил Кузьмичев и повесил трубку.

…Наступали белые ночи, и белесый, размытый сумрак плыл по ленинградским улицам. Коля вышел к Гостиному. Слева вспыхивала то красным, то желтым огнем витиеватая надпись: "Каир". Здесь произошла трагедия - на этом асфальте, перед этими окнами. Наверное, опрошены далеко не все, кто был прямым или косвенным свидетелем убийства Слайковского. Этих людей предстоит еще найти. И со многими из них начнутся, как и всегда в таких случаях, долгие, изматывающие поединки. Как цепко держится прошлое в психологии людей, как властно распоряжается их поступками. Восемнадцать лет назад Трепанов мечтал, что в недалеком будущем человеческие души станут иными. Поторопился Трепанов. Все торопились тогда. У жизни свои законы, на них можно влиять, но их нельзя отменить.

Коля вошел в ресторан. Посетителей было немного. У гардероба величественно возвышался могучий швейцар - под стать Коле, правда, немного оплывший, но все еще молодой и красивый.

– А-а, - заулыбался он, увидев Колю. - Товарищ начальник. Душевно рады, проходите. Как раз получены парниковые огурчики.

– Откуда вы меня знаете? - спросил Коля.

– Профессиональный глаз, - гордо сообщил швейцар. - В прошлый четверг была в "Ленинградской правде" фотография: лучшие люди нашей милиции. Не изволили забыть? Я вижу, у вас дело. Пройдем ко мне?

– Можно и здесь, - сказал Коля. - Инженера убили в ваше дежурство?

– Точно так-с, - кивнул швейцар. - Я заступил ровно в девять вечера, как раз джаз ударил. Он у нас всегда одним и тем же начинает - "Кис оф файер", если знаете… Тут дверь нараспашку, и влетает растрепанный Родькин.

– Вы его знаете? - перебил Коля.

– А кто его, прощелыгу, не знает? - удивился швейцар. - К нам публика самая разная ходит, таких, как Родькин, - пруд пруди. Чуть у них удача - карман вырезали или кошелек "нашли", - сразу к нам. А Родькин что? Был вор, вернулся из лагеря - сковырнулся по новой. Ни копья нет, жить негде. Конечно, он снова на преступление пошел.

– А по существу?

– Я и говорю, - швейцар разгорячился от воспоминаний. - Влетает, глаза - девять на двенадцать, рот - арбузом. Орет: "Человека убили!" - "Кто убил?" - это я ему, а он: "Убили, вот этим ножом убили!" и как грохнется оземь, забился, затрясся, ровно в падучей. Я гляжу, у него в руке и в самом деле нож!

Коля вынул из кармана три финки, но не показал их швейцару, потому что к зеркалу подошел чернявый официант с тщательно зализанным пробором и, поправляя усики, сказал:

– Там оппились… Выкинуть надо.

– Иди, я провожу гражданина и займусь, - сказал швейцар.

– Какая из них? - Коля положил на стойку все три финки.

– Эта. - Швейцар указал на ту, что лежала в середине - у нее была характерная ручка из кабаньего копыта. - Я ее на всю жизнь запомнил.

– Спасибо, - Коля попрощался и ушел. На улице он несколько секунд постоял в раздумье, потом решительно свернул в подворотню и вошел во двор. Здесь находился служебный вход в ресторан. Коля набросил плащ на руку и, миновав несколько коридоров, оказался в зале. Было шумно, бегали официанты, оркестр исполнял веселый фокстрот.

– В верхнем нельзя! - подошел к Коле метрдотель. - Прошу пройти и раздеться.

– Извините, - смущенно сказал Коля. - Мне сказали - приятель мой здесь буянит, его выкинуть хотят. Позвольте, я его без скандала заберу?

"Метр" изумленно посмотрел на Колю, спросил, подозрительно прищурившись:

– Гражданин, вы, случайно, не больны? Какой буян, о чем вы говорите? У нас, слава богу, второй вечер тихо!

– Спасибо, значит, мне наврали.

На улице, в ожидании трамвая, Коля все время мысленно возвращался к чернявому официанту: зачем ему понадобилось сочинять небылицу про пьяного буяна?

…От цирка Чинезелли Коля пошел пешком. Недалеко от своего дома, у парапета он увидел незнакомого человека - тот стоял и явно ждал, когда Коля к нему подойдет. "Тот самый, - вспомнил Коля. - В прошлый раз он почему-то убежал". Коля приблизился. У незнакомца было болезненное лицо, оно старило его. Потертый костюм, стоптанные, давно не чищенные ботинки. "Ему на самом деле тридцати нет, - подумал Коля. - А на вид все пятьдесят".