Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске

– Когда расследовали дело монахов Свято-Троицкой лавры, - прочитал. Необходимость была.

– Думается, что нам с вами другие книжки надо читать, - мягко сказал Кузьмичев. - Я закончу свою мысль: Бушмакин не обладал гибкостью, плохо ладил с людьми. Например, со службой БХСС. Я уверен, что вы свои отношения с товарищем Фомичевым построите иначе.

– Я уже говорил с Фомичевым. И ему свое мнение высказал.

– Вот и прекрасно, - обрадовался Кузьмичев. - Я знал, что мы договоримся!

– Может быть, вы меня не поняли? Я ведь буду отстаивать свое мнение так же, как это делал Бушмакин. И покрывать липу Фомичева не стану так же, как не стал бы Бушмакин.

– Хорошо, - кивнул Кузьмичев. - Я вас понял. - Он улыбнулся и продолжал: - Учтите, мы будем вас критиковать. Разумеется, только в том случае, если вы объективно окажетесь неправы. Теперь о главном. - Он взял со стола тоненькую папку. - Мы намерены поручить вашему аппарату вот это дело. Ознакомьтесь. - Он протянул папку Коле.

В папке лежало несколько листов линованной бумаги: рапорт постового милиционера, протокол осмотра места происшествия, заявление. Из документов было видно, что накануне вечером на Большой Садовой улице, у ресторана "Каир", ударом ножа в голову был убит инженер Слайковский Анатолий Осипович. Среди бумаг была фотография: лежащий на асфальте человек, в голове около уха - черная от запекшейся крови рана…

– Местное отделение сработало на "ять"! - удовлетворенно сказал Кузьмичев. - По горячим следам они задержали некоего Егора Родькина. Тип уголовный, отбывал срок за кражу, вернулся недавно. Да вы взгляните, там все есть!

– Разрешите идти? - Коля встал.

– Дело ясное, но я прошу вас досконально проверить задержанного, поработать с ним, и как только будет получено признание, - передать дело следователю прокуратуры, - напутствовал Кузьмичев.

– Какой срок расследования?

– По закону, - улыбнулся Кузьмичев. - Сколько отпускает вам УПК, столько и работайте. Об одном хочу предупредить, Кондратьев. Погибший - крупный инженер, активист, ударник производства. Одним словом, известный, уважаемый человек. Мне звонят из обкома каждые два часа. Короче: мы обязаны найти и обезвредить убийцу любого гражданина, но здесь случай особый. К тому же речь идет о нашей профессиональной чести, товарищ майор милиции. Прошу помнить об этом.

– Я запомню, товарищ инспектор милиции.

На следующий день, получив у секретаря зарегистрированное дело, Коля поехал к Родькину, в КПЗ.

Пока милиционер ходил за арестованным, Коля еще раз прочитал все бумаги. Он с удивлением обнаружил среди них собственноручно написанное Родькиным заявление - так называемое "признание": "Я, Родькин Егор Иванович, 1915 года рождения, чистосердечно сознаюсь в том, что хотел ограбить неизвестного мне гражданина, оказавшегося по фамилии Слайковский, а так как этот Слайковский оказал мне сопротивление, я его ударил ножом в голову, и получилось так, что я его убил. Я его убивать не хотел, это вышло все случайно, за что прошу меня простить. К сему Е. Родькин".

"Интересно, - подумал Коля. - Кузьмичев мне эту бумагу не читал и в папке ее вроде не было. Мистика какая-то. И самое главное, раз есть признание, почему он спихнул дело мне? Почему сразу не направил в прокуратуру?"

Привели Родькина. Коля посмотрел на него и подумал: "Не очень приятное лицо. Глаза прячет. Ногти обгрызены. Противный парень".

Коля отпустил конвойного и, подождав, пока тот уйдет, сказал:

– Садитесь, гражданин Родькин. Мне поручено разобраться в вашем деле. Моя фамилия Кондратьев.

Родькин кивнул:

– Слыхал про вас… Правильный, говорят, вы мент… Да мне это без надобности. - Он отвернулся и зевнул.

– Расскажите о себе.

Родькин усмехнулся:

– Чего зря время тратить, гражданин начальник? У вас про меня все написано сто раз! Родился, крестился, кусался, попался.

– А вы все равно расскажите.

– Ну, коли сами настаиваете. - Родькин почесал в затылке. - Семья моя пропащая, мать померла от разных болезней, а отца ухайдакали по пьяному делу. Братьев - сестер нет, тети - дяди от меня, как от чумного, отреклись. Ну, чего там еще? Тяжелое детство, голодные дни. Босоногий, несчастный мальчонка не нашел ни в ком сочувствия и сбился с круга. В лагере, после первой кражи, пытались перековать, да шиш с маслом вышел.

– Послушай, - улыбнулся Коля, - зачем ты все это врешь?

Родькин перестал улыбаться.

– А вы зачем в отца родного играете? Вы кто? Мент. А я? Вор. Ваше дело - топить меня, вам ведь это приказали? Ну и топите, не мудрите. И нечего тут тю-тю-тю, да сю-сю-сю разводить! Я не баклан, начальник.