Даниил Аль - Дорога на Стрельну

Расчёт Гривца был прост. Войдя в аудиторию, где Струве принимал экзамен в присутствии того же доцента Сизых, он решительным жестом взял из стопки экзаменационных билетов тот, что лежал сверху. Откинув руку далеко в сторону, он небрежно взглянул на билет и уверенным голосом заявил:

— «Законы Хаммурапи». Могу отвечать без подготовки.

Василий Васильевич радостно заёрзал на стуле.

— Ну-с, голубчик, прошу вас, — сказал он.

Медленно, плавно, то и дело откидывая руку широким пушкинским жестом, Гривец начал говорить:

— Вавилонский царь Хаммурапи жил в восемнадцатом веке до нашей эры. Написанные им законы выражали интересы рабовладельцев. Однако ещё носили на себе отпечаток родового строя. В них сохранялся принцип равновозмездия: «око за око, зуб за зуб»…

— Достаточно, голубчик, достаточно! — прервал Гривца Василий Васильевич.

— Я хотел ещё рассказать, как оценивал законы Хаммурапи ваш учитель, профессор Борис Александрович Тураев…

— Пожалуйста, голубчик, пожалуйста…

Слушая Гривца, Василий Васильевич улыбался, кивал головой, несколько раз закуривал тонкую папироску, то и дело гасшую под щёткой его седых усов, порыжевших от никотина.

— Боже, какой ответ! — воскликнул он, когда Гривец умолк. — Какие знания! Как жаль, голубчик, что вас не слышит мой учитель, профессор Тураев…

Доцент Сизых, внимательно наблюдавший за Гривцом, вдруг сказал:

— Покажите-ка мне ваш билет, товарищ Гривец.

— Это зачем? — спросил Гривец, явно растерявшись. — Не нужен он вам.

— Нет, нужен, — настаивал Сизых.

— Что же я, по-вашему, мошенник, жулик? Кто дал право… — С этими словами Гривец скомкал билет, сунул его в рот и стал энергично жевать.

— Вы видите, до чего вы довели студента-отличника?! — воскликнул Василий Васильевич, весь покраснев.

— Я этого так не оставлю! — ответил Сизых. — Сейчас я этого «отличника» выведу на чистую воду!

Он стал раскладывать на столе билеты в порядке их номеров и потребовал, чтобы студенты, имевшие вопросы на руках, вернули их для проверки.

— Не хватает восемнадцатого билета, — сказал доцент Сизых. — Значит, именно его вы и жуёте, Гривец… Ну что ж, давайте выясним, что в нем написано.

Сизых потянулся за списком вопросов. Наступила полная тишина. Василий Васильевич замер с потухшей папироской в руке. Студенты, привставшие со своих мест, вытянули шеи. Гривец перестал жевать. Сизых поднёс список к очкам и прочитал:

— «Номер восемнадцатый. Законы Хамм…» — Тут он осёкся, осел на стул и тупо уставился в стену. Гривец от неожиданности поперхнулся и закашлялся.

— Ах, как нехорошо получилось, — сказал Василий Васильевич. — А вы, голубчик, — обратился он к Гривцу, — ради бога, извините.

— Ладно, чего уж там. — Гривец, успевший справиться со своим удивлением, благодушно махнул рукой. — Только вот что… Тут мой товарищ сидит, Адамович Михаил. Он лучше меня все знает. Мы вместе готовились. Он мне помогал. А теперь он так из-за меня переволновался, что не сумеет ничего сказать…

— Понимаю, голубчик, понимаю… — сказал Василий Васильевич. — Подойдите же сюда и, пожалуйста, успокойтесь, — улыбнулся он Адамовичу.

Мишка Адамович, высокий, упитанный, пожал плечами, поправил чёрные волосы, лежащие на пробор, сгрёб со стола свои бумажки и подошёл к академику.

— Благодарю вас, голубчик, за то, что вы отлично подготовили вашего товарища. К сожалению, я не могу поставить вам более высокую оценку, чем ему: у нас ведь всего пять баллов… Давайте же оба ваши матрикулы…

Вот какие бывают номера! И все только из-за этой пресловутой тройки. Только из-за этого. Ей-богу! Вообще-то, мы учимся совсем неплохо. Предмет свой любим! Недавно в общежитии возникла дискуссия между нашими ребятами — историками и филологами — на тему, что важнее — история или литература. Чуть до драки не дошло!.. Говорят, такого интереса к исторической науке никогда ещё не было. Оно и понятно: нас не было! Точно, точно! Наш курс на истфаке самый большой — триста человек. Таких наборов ещё не бывало!.. Словом, не такие уж мы плохие, как о нас иногда говорят преподаватели… Ну что ж, пора идти отвечать.