Иван Арсентьев - Суровый воздух

Капитан поднялся.

– А ты куда? – спросил летчик.

– Пойду к себе.

– Зачем? Посиди. Посмотришь моих паломниц.

По коридору раздались шаги, и в двери показалась женщина в черном пальто с накинутым поверх него халатом. При первом взгляде на нее черты лица показались Черенку так знакомы, словно он где-то уже встречал эту женщину.

– Здравствуйте, товарищи. Кто из вас Черенков, летчик? – спросила женщина, переводя взгляд с одного на другого.

– Вот сей летун и есть Черенок, – показал артиллерист.

– Я секретарь Черкесского райкома партии. Зовут меня Александра Петровна Пучкова.

– Пучкова? – воскликнул Черенок, широко раскрыв глаза. – Так вы мать Сергея?

– Да, я его мать.

Она заметила его усилие приподняться с подушки и поспешно сказала: «Лежите, лежите, пожалуйста», – и отступила в сторону.

– А это дочь моя, сестра Сергея, Галина, – отрекомендовала она, обернувшись. Девушка в короткой беличьей шубке с наброшенным поверх халатом стояла у двери, опустив руки и как-то неуклюже вывернув ноги.

Черенок с любопытством пробежал по ней глазами. Лицо напряженное, бледное, глаза большие черные, чуть раскосые. Они смотрели на него с удивлением и восторгом.

«Сестра Сергея Пучкова, а непохожа, даже на мать непохожа. Десятиклассница…» – почему-то подумал Черенок и пригласил их сесть. Лишних стульев в палате не было, но сестра Наташа, такая внимательная всегда и заботливая, на этот раз не спешила их принести. Артиллерист, кашлянув в кулак, встал, пододвинул свой стул Пучковой, а сам примостился на кровати Черенка.

– Так вот вы какой, Василий Черенков! А я вас представляла совсем другим, постарше, судя по тому, что писал нам о вас Сережа, – улыбнувшись, медленно проговорила Пучкова, а сама подумала: «Губы мальчишеские, а в уголках рта уже горькие складки. Сколько довелось тебе повидать и сколько еще придется…»

– Да вы садитесь, пожалуйста, – пригласил еще раз Черенок, показывая на стул. – Расскажите, где Сергей. Как он? Ведь сколько воды утекло с тех пор!

– Его полевая почта восемнадцать ноль сорок два, а где он находится, не знаю, – пожала плечами Пучкова, – воюет где-то. Недавно письмо прислал, на Тереке был, а сейчас… Где все, там и он, наверное, со своими танкистами, – сказала она, присаживаясь на табурет. – Мне врач рассказал, как вы сюда попали… Я хотела бы… вы так много сделали для моего сына, что я была бы рада хоть чем-нибудь отблагодарить вас.

– Что вы, что вы! – испуганно воскликнул Черенок. – Сергей на моем месте сделал бы то же самое… А насчет остального, – махнул он рукой, – мне всего здесь хватает. А скуки хоть отбавляй. Лежу один.

– Так почему же к вам не положат еще кого-нибудь? – посмотрела Пучкова на Корнева. – Веселей было бы!

– Ему медицина не разрешает. Приписывает полный покой, – развел Корнев руками.

– У меня голова немножко того… – повертел в воздухе пальцами Черенок.

– Ну мы попросим медицину, чтоб нам разрешили вас посещать. Я, правда, больше теперь по району курсирую, но Галя эту зиму свободна. Учебный год у нее пропал, пока мы в эвакуации были… Теперь до следующей осени ждать.

– Мама, ты говоришь так, словно я вообще ничем не занимаюсь, – сказала Галина с легкой обидой, и щеки ее зарумянились.

– Разве я так сказала? – спокойно улыбнулась Пучкова и повернулась к Черенку. – Мы редко видимся. Если я бываю дома, то она дежурит на телефонной станции, у коммутатора. Если она дома, то я куда-нибудь уезжаю… так и живем, не видя друг друга.

Летчик снова пристально посмотрел на девушку, а капитан подумал:

«Вот другой раз и догадайся попробуй, какая она из себя, та девушка на коммутаторе, чей голосок приводит тебя в кислое настроение одной фразой: „Абонент занят, повесьте трубку“…

– Никогда я не думала, что придется встретиться с вами в такой обстановке, – снова заговорила Пучкова, обращаясь к Черенку. – И вообще, вся история с Сергеем какое-то чудо… Из его полка прислали мне письмо, что погиб в бою… И вдруг через четыре месяца – письмо. Смотрю, Сережин почерк. «Откуда? – думаю. – Видимо, старое. Бывает такое…» Распечатала письмо, читаю и от слез ничего не вижу. Жив, оказывается, Сереженька! Пишет из госпиталя, ранен, сообщает, что скоро поправится и, возможно, приедет домой в отпуск. В этом письме и о вас было сказано много. Сережа сожалел, что расстался с вами, не обменявшись номерами полевых почт. В общем, хотите вы или не хотите, а как только встанете – жить будете у нас. Мы вас быстро поправим, к лету совсем будете здоровы.